Воздух чужбины не возбуждает во мне вдохновения, потому что я русский и нет ничего более вредного для человека, чем жить в ссылке, находиться в духовном климате, не соответствующем его расе.
У меня всегда есть ощущение, что в русской литературе человек нерефлексирующий, или уж, по крайней мере, знающий, чего он хочет, он подозрителен. Потому что вот русская действительность, она с виду кажется очень аморфной, очень инертной, кажется, что это такое масло, в которое ножу войти очень легко. Но это масло что-то такое делает с ножом, что он или ржавеет, или тупится, или начинает резать по живому. Эта инертность — она обманчива.