Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту. Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык, он передан нам нашими дедами и отцами.
Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание — не отдавай всего этого за понюх табаку.
Мы умели жить. Помни это. Будь человеком.
Да уж, «бунт бессмысленный и беспощадный» мы с себя, кажется, смыли навсегда. Немощнее нас не вообразить народа.
Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; всё зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название драгоценнее самой вещи.
Да уж, «бунт бессмысленный и беспощадный» мы с себя, кажется, смыли навсегда. Немощнее нас не вообразить народа.
— Вы говорите как заговорщик, – заметила девушка и тихонько улыбнулась, – Мы знакомы всего полчаса, а вы уже… Сначала практически обманом вытаскиваете меня из отеля. Приводите в это кафе на набережной. А ещё вы – русский… Это заметно по вашему произношению.
— Вы тоже русская, Олеся Михайловна, – невозмутимо ответил Сажин, перейдя на родной язык, – Это заметно по вашему бейджу.
Проблема русского народа и русского человека состоит в тотальном сознании: хорошим человеком может быть только человек твоих же взглядов.
Воздух чужбины не возбуждает во мне вдохновения, потому что я русский и нет ничего более вредного для человека, чем жить в ссылке, находиться в духовном климате, не соответствующем его расе.
Все на свете народы гордятся своей историей. Когда сложно, народы оглядываются назад, и становится немного легче. Только русские смотрят всегда лишь в будущее. У русских прошлого нет. Что-то напутано с нашей историей, а что — уже и не разберешься.
Население страны сокращается… «Русский крест» — кривая смертности вверх, кривая рождаемости вниз. Крест-накрест перечеркнуто будущее русского народа, а в газетах продолжаются дискуссии, на сколько нас хватит?
На 50? На 30? На 20? На каждом углу продаются презервативы – не меньше десятка разных видов, а голос против абортов поднимает лишь одна церковь; СМИ и поп-культура навязывают модель поведения «попрыгуньи-стрекозы», ничем не отягощенную, не обремененную…
У меня всегда есть ощущение, что в русской литературе человек нерефлексирующий, или уж, по крайней мере, знающий, чего он хочет, он подозрителен. Потому что вот русская действительность, она с виду кажется очень аморфной, очень инертной, кажется, что это такое масло, в которое ножу войти очень легко. Но это масло что-то такое делает с ножом, что он или ржавеет, или тупится, или начинает резать по живому. Эта инертность — она обманчива.
Cлайд с цитатой