Леонид Якубович

Другие цитаты по теме

К вопросу о предпочтениях наших читателей, слушателей, зрителей... Очень часто вот мне приходиться слышать: «Вот вы там, загадили, значит... ну не я конкретно, хотя, может быть и я где-то... вот загадили весь наш эфир, информационное пространство, всякой пошлятиной и прочая и прочая». Относительная правда, конечно, в этом есть, но есть и другая правда, которую люди не хотят признавать. Точно также я могу потенциальным потребителям информации сказать: «А вы её и хаваете, потому что на самом деле ничего вам больше не интересно!» У кого больше всего тиражи? Да у того, у кого больше всего скандалов!

На Руси именно дураки да шуты зачастую говорили то, о чем умники боялись даже думать.

Становясь знаменитым, вы становитесь непостоянным, вы начинаете жить в каком то странном параллельном мире — мире иллюзий. У вас нет времени ни на друзей, ни на семью. Непонятные вещи становятся самыми важными. Легко войти в заблуждение.

Государство вообще строится на фундаменте, который называется «культура”

А мы вообще без пафоса, значит не в формате.

Пытаться музыку играть — несовременно, хватит!

Нас разнесут в комментах у селебрити нахлебники,

Как будто мы для них мультфильм «Дети и волшебники».

Слава открывает одни двери и закрывает другие.

Популярные писатели обычно непопулярны среди писателей.

Бестселлер — позолоченное надгробие заурядного таланта.

(Бестселлер — позолоченная гробница посредственного дарования.)

На Олимпе раздают совсем не те плюшки, которые виделись снизу, о которых там, снизу мечталось. Вот поэтому искусство – жестокая, быть может, самая жестокая из профессий. Добирается наш художник до Олимпа – весь ободранный, конкуренция же, промерзший – ну вот, думает, сейчас в волнах всенародной любви согреюсь. И обнаруживает, что всенародная любовь сконцентрирована на картинках, им нарисованным, а сам художник никому не нужен и не интересен. Всем наплевать, что у него бессонница или плечо от махания кисточкой болит – рисуй давай! И тянет художника – махнуть головой вниз с этого самого Олимпа и вообще отовсюду, из жестокого равнодушного мира. Но головой вниз все-таки страшно, а на Олимпе хоть вкусно кормят. А жестокий и равнодушный мир – ну то есть жестокую равнодушную публику – оттуда очень удобно ненавидеть. В отместку за равнодушие к его, художника, бессонницам и болям в плече.

Известность часто бывает пожирающим душу огнём, для которого не осталось иного горючего.