Люди, старея, возвращаются к детству.
Человек, пока он пребывает на этой бренной земле, должен быть ко всему готовым, должен бестрепетно идти навстречу всему.
Люди, старея, возвращаются к детству.
Человек, пока он пребывает на этой бренной земле, должен быть ко всему готовым, должен бестрепетно идти навстречу всему.
Инстинктивная ненависть неистрибима: ничто не может её загасить;иногда слой покрывает её, но под ним она раскаляется ещё сильнее.
Если вдруг спотыкнусь на смелости,
Ухвачусь за перила радости,
Посмеюсь над собой смехом верности
Тем рукам, что спасают от старости.
Я построю огромную лестницу,
Поверну своё сердце к прошлому
И пойду, отвернувшись от вечности
К детству искреннему и не пошлому.
— ... Опасайтесь всех: друга, брата, любовницы... Особенно любовницы.
Д'Артаньян покраснел.
— Любовницы?.. — машинально повторил он. — А почему, собственно, я должен опасаться любовницы больше, чем кого-либо другого?
— Потому что любовница — одно из любимейших средств кардинала, наиболее быстро действующее из всех: женщина продаст вас за десять пистолей.
Мы вырастаем и смотрим на мир сверху вниз, а потом стареем и оглядываемся назад.
... но вы только представьте, каково это — быть ребенком! Позади у тебя совсем ничего нет, а все дни и все дороги ведут только вперед, только вверх, и ни одна возможность еще не упущена, ни один день не истрачен даром, и ни о чем пока не приходится жалеть. Все в мире для тебя ново, да и сам мир нов...
Ревность — дурное чувство, которое разрастается, как сорная трава, если ее не вырвать с корнем.
Знаешь, выть хочется. Не плакать, не орать, а выть... Как же хорошо было в детстве, а? Лежишь, в облака смотришь, ни черта не думаешь, ну или думаешь там какие-то детские мысли свои. Ну дело даже не в этом, как-то всё вместе... А вот старики мои... Вот чего они хорошего в жизни видели, а? Где они интерес к друг другу находят, а? Сидят, какой-то дурацкий кроссворд разгадывают и столько в этом воздуха, света, жизни. В детство, наверное, хочется... или в старость... Нет, в старость тоже не хочется, потому что страшно.