Всякий, кто хочет быть приятным, всегда неприятен тем самым, что хочет быть приятным.
Не хочу смотреть, как рушится мир, в который я так верил.
Всякий, кто хочет быть приятным, всегда неприятен тем самым, что хочет быть приятным.
Сказать по правде — я устал. Я устал быть один. Устал в одиночестве гулять по улицам.
Не сын был мне нужен. Солдат, воин. Я думал, что им станет Джонатан, однако в нем осталось слишком много от демона. Он рос жестоким, неуправляемым, непредсказуемым. Ему с самого детства недоставало терпения и участия, чтобы следовать за мной и вести Конклав по намеченному пути. Тогда я повторил эксперимент на тебе. И снова неудача. Ты родился слишком нежным, не в меру сострадательным. Чувствовал боль других как свою собственную. Ревел, когда умирали твои питомцы. Пойми, сын мой… я любил тебя за эти качества, и они же сделали тебя ненужным.
После Гоголя, Некрасова и Щедрина совершенно невозможен никакой энтузиазм в России. Мог быть только энтузиазм к разрушению России. Да, если вы станете, захлёбываясь в восторге, цитировать на каждом шагу гнусные типы и прибауточки Щедрина и ругать каждого служащего человека на Руси, в родине, — да и всей ей предрекать провал и проклятие на каждом месте и в каждом часе, то вас тогда назовут «идеалистом-писателем», который пишет «кровью сердца и соком нервов»... Что делать в этом бедламе, как не... скрестив руки — смотреть и ждать.
Сожги мой крик в тишине.
Забудь мой образ, прошу...
Я не хочу быть как все
Забудь меня, я ухожу.
Не знаю, какой диагноз ставят врачи человеку, который не мерзнет тогда, когда должен мерзнуть.
— Хорошо летаешь!
— Даг... Он бы смог лучше.
— Мне жаль, Джош. Он был храбрым солдатом.
— ... И моим другом... Если мы не поможем Крису и Шеве, то его смерть была напрасна.
— Ты прав. Давай найдём их.