Джорди Риверс. Эра Одуванчиков

Ей совершенно не хотелось пускаться в пространные объяснения. Не потому что она чего-то стыдилась, а просто потому что она это уже пережила. И оставила в прошлом. Боль потери, тоску, нежелание жить. С собой взяла только надежду на чудо. Но разве такое объяснишь?

– Сейчас со мной ничего не происходит. Со мной все уже произошло. Произошло все, что могло и не могло произойти.

0.00

Другие цитаты по теме

Если вы откроете свое сердце для любви, то откроете его и для боли. Вы узнаете секрет жизни, моя дорогая, когда узнаете, что значит любить.

– Вот так вот, – рассмеялся Себастьян, чтобы как-то развеять возникшую неловкость. – В очередной раз, встретив прекраснейшую из женщин, я опять опоздал.

– В каком смысле? – встрепенулась Оливия.

– Вы очень красивы, – только и сказал Себастьян. – Я бы на месте Джорди влюбился с первого взгляда.

– Ты так открыто обо всём говоришь, – Оливия совершенно не знала, как ей реагировать на его слова.

– В нашей семье принято открыто говорить о любви! – тут же объяснил ей Себастьян. – Любовь – это самая волшебная и правильная на свете вещь. Здесь нечего стыдиться или скрывать.

– Ты прав, – подумав, согласилась она. – Как же ты прав.

Жизнь — это боль, а радости любви — анестезирующее средство.

– На что же ты надеешься?

– Я пережила столько счастья и столько боли за последние месяцы. И не перестала любить. И уже не перестану. А любящий человек – он всегда надеется. На чудо в том числе.

Жизнь — это риск. Только попадая в рискованные ситуации, мы продолжаем расти. И одна из самых рискованных ситуаций, на которые мы можем отважиться, — это риск полюбить, риск оказаться уязвимым, риск позволить себе открыться перед другим человеком, не боясь ни боли, ни обид.

Все смеются над одним вопросом: сможешь ли ты выжить до выпуска, смогу ли я выжить? Потому что я знаю слишком много людей, которые не смогли. За последние два года умерли три человека, которых я очень любил. И два других человека, которых я думал, что ненавижу, тоже умерли. Но я понял, что ненависть — это просто. Джессика права — ненавидеть легко. Любовь и сострадание тяжелее, но они помогают нам заботиться друг о друге, помогают выжить. Мой отец любит рассказывать истории о своей жизни в школе. Истории эти в основном про кружок шахмат и мало известных группах, со странными причёсками, потому что 80-е это странное время. Но в одном, я считаю, он прав. Он знает, что школьная жизнь тяжела. Что она может приносить боль, что бывают дни, когда ничего, кроме боли, нет. И он как-то сказал, что он пример тому, что это можно пережить, что можно справиться с этим. Он живой тому пример. Как и я. Как и каждый из вас. Понимаете, для меня, для нас, для нашего класса, вообще для нашего поколения ходить в школу — это вопрос жизни и смерти. Мы приходим сюда каждый день. А что, если этот день для нас последний? Что если в этот день кто-то придёт в школу с оружием и захочет всех нас убить? Нас даже учат, что делать на этот случай. Жизнь или смерть. Сейчас я страдаю от тревоги и депрессии, но больше от тревоги. Мне кажется, от этого страдают все дети, в какой-то мере. Ещё бы, в мире, в котором мы живём мы слышим много обещаний, что в будущем всё станет лучше и знаете, может и станет. А может и нет. И что я понял для себя и что я хочу сказать вам, чтобы не случилось — идите дальше. Пробирайтесь. Нужно жить. Ведь даже в худшие дни найдутся те, кто вас любит. Найдется классная музыка, которую вы ещё не слушали, или то, что вы ещё не видели. И это вынесет вам мозг в самом лучшем смысле слова. Даже в худшие дни, жизнь — это потрясающая штука.

... у нас тут солнце, цветы, травы... мы можем играть, бегать... а они всегда лежат там в темноте, как ночью, в толстых и холодных железных ящиках; дедушки и бабушки все старые, а дядя еще молодой...

— А зачем он себя застрелил?

— Он был очень влюблен, а когда очень влюблен, всегда стреляют себя...

– Вот так вот, – рассмеялся Себастьян, чтобы как-то развеять возникшую неловкость. – В очередной раз, встретив прекраснейшую из женщин, я опять опоздал.

– В каком смысле? – встрепенулась Оливия.

– Вы очень красивы, – только и сказал Себастьян. – Я бы на месте Джорди влюбился с первого взгляда.

– Ты так открыто обо всём говоришь, – Оливия совершенно не знала, как ей реагировать на его слова.

– В нашей семье принято открыто говорить о любви! – тут же объяснил ей Себастьян. – Любовь – это самая волшебная и правильная на свете вещь. Здесь нечего стыдиться или скрывать.

– Ты прав, – подумав, согласилась она. – Как же ты прав.

И ещё. Я прощаю любимым людям то, что не могу простить себе. И недавно мне стало страшно. Понимаю, бывает всякое, какой-то один поступок не характеризует личность человека в целом и не изменит моё о нём мнение, но любить его так, как раньше — я больше не смогу. Во мне появится ещё один кристаллик льда, из которых потом можно будет сложить слово ВЕЧНОСТЬ.

Пусть то, что умерло, останется мёртвым, но я надеюсь, что «прах, в прах возвратившись», даст плодотворную почву живущему ныне...

– Ты ведь больше не ревнуешь?

– Нет. Даже если бы очень хотела, то не смогла бы. Я знаю, как сильно ты меня любишь.

– Откуда?

– Кто-то говорит мне об этом каждый день!

– Ой, этот кто-то большой болтун!

– Этот кто-то самый прекрасный человек на свете. И я ее безумно люблю.

– Прямо безумно?

– Всем сердцем.