Времена-времена. Времена, сынок, никогда не меняются. Просто молодым вечно кажется, что они откроют новый мир.
Знаю один прекрасный маневр, — продолжил он, окидывая взглядом диспозицию противника. — Организованно, мужественно… Драпаем!!!
Времена-времена. Времена, сынок, никогда не меняются. Просто молодым вечно кажется, что они откроют новый мир.
Знаю один прекрасный маневр, — продолжил он, окидывая взглядом диспозицию противника. — Организованно, мужественно… Драпаем!!!
Вижу, юноша, что вы прибыли в Чесучин из поистине райского уголка, где нет места мирской суете, ненужным пустякам пустякам и прочим мелочам, которые так отравляют нашу жизнь.
Такангор понял, что его обозвали провинциалом, но сделали это безупречно вежливо.
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесённом снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне -
как не сказано ниже по крайней мере -
я взбиваю подушку мычащим «ты»
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
Сказать по правде — я устал. Я устал быть один. Устал в одиночестве гулять по улицам.
Ты права, я должен был признаться тебе и раньше...
Я люблю тебя. И всегда любил. Я думал, что ты поступаешь нечестно, но поступал нечестно я, потому что молчал. Я был никакой, но ты меня изменила. Сейчас я уже другой.