— Хочешь, я скажу тебе то, что кажется мне самым грустным во всех революциях?
— Да!
— То, что врагами становиться те, кого хотелось бы иметь друзьями и друзьями людей...
— Хочешь, я скажу тебе то, что кажется мне самым грустным во всех революциях?
— Да!
— То, что врагами становиться те, кого хотелось бы иметь друзьями и друзьями людей...
Но нет, моей печали нет конца.
К чему же факел мне просить?
Морис, и твоего достаточно огня,
чтоб от него воспламенить
и душу, и окрестности, и город.
...
— Морис, давай запьем, станем пьяницами или будем выступать на собраниях с разными предположениями, начнем изучать политическую экономию. Но ради Бога, давай никогда не влюбляться. Давай любить только Свободу.
— Или Разум.
Часто любовь Эгерии
оборачивается изменой
Тирана по имени Купидон.
Люби Разум, как я люблю,
О нем, ведь, порой забывают,
И глупость не сделаешь ты.
Ваш враг и ваш друг работают сообща, чтобы поразить вас в самое сердце: один говорит о вас гадости, другой передает вам его слова.
— Любовь сокрушает решетки
И насмехается над замками.
— Лорэн!
— Но это так... Я ведь не говорю, что она их всех любит. Но они все могут любить ее. Все видят солнце, но солнце не смотрит на каждого.
Поддерживаемый руками, со всех сторон тянувшимся к нему, он мог обратить свой взгляд в сторону крепости и разлечить на главном ее бастионе белое королевское знамя; его слух, уже не способный воспринимать шумы жизни, уловил тем не менее едва слушную барабанную дробь, возвещавшую о победе.
Тогда, сжимая в холодеющей руке маршальский жезл с вышитыми на нем золотыми лилиями, он опустил глаза, ибо у него не было больше сил смотреть в небо, и упал, бормоча странные, неведомые слова, показавшиеся удивленным солдатам какой-то кабалистикой, слова, которые когда-то обозначали столь многое и которых теперь, кроме этого умирающего, никто больше не понимал:
— Атос, Портос, до скорой встречи. Арамис, прощай навсегда!
От четверых отважных людей, историю которых мы рассказали, остался лишь прах; души их призвал к себе Бог.
Ей подумалось, что дружба схожа с цветами, если ее питать своими чувствами, то сердце от этого расцветает, потом какой-нибудь каприз или несчастье срезает эту дружбу на корню, и бедное сердце, жившее этим, сжимается, изнемогающее и увядшее.
Я почти всю жизнь прожила в окружении врагов и буду рада погибнуть среди моих друзей.
— Когда?
— В девять.
— Это слишком рано.
— Для друзей это безразлично, если враги обидятся, тем лучше.