Нелли Русинко

Другие цитаты по теме

Хорошо у меня во мраке,

И блестит острие меча,

Я сегодня собрала маки,

Чтоб приветствовать палача.

Здавствуй милый палач из бездны,

Я тебя околдую сном,

Ты всегда был со мной любезный,

Мы с тобою друг друга поймем.

Ты скажи мне, дружок молчаливый,

Перед смертью, что люди кричат?

Может есть кто из них счастливый?

Иль смиренный, как сто ягнят?

Что важнее всего для жизни,

Если ими владеет страх?

А давай мы споем им тризны,

Как когда-то учил монах.

И вина изопьем с бокала,

Виноватым — один глоток,

Ты прости, я святою не стала,

Да к тому же и ты не Бог.

Хорошо тут у нас во мраке,

И блестит острие меча,

Я не зря приходила на плаху,

Просто я влюблена в палача.

У каждого свой

храм.

И каждому свой

гроб.

Юродствуй,

воруй,

молись!

Будь одинок,

как перст!..

... Словно быкам —

хлыст,

вечен богам

крест.

Разве же можно,

чтоб все это длилось?

Это какая-то несправедливость...

Где и когда это сделалось модным:

«Живым — равнодушье,

внимание — мертвым?»

Люди сутулятся,

выпивают.

Люди один за другим

выбывают,

и произносятся

для истории

нежные речи о них -

в крематории...

Что Маяковского жизни лишило?

Что револьвер ему в руки вложило?

Ему бы -

при всем его голосе,

внешности -

дать бы при жизни

хоть чуточку нежности.

Люди живые -

они утруждают.

Нежностью

только за смерть награждают.

Взволнуешь Вселенную песнею,

Откроешь Миры свои шествием,

Будешь горой и туманами,

Солнцем над дальними странами.

Будь для Небес Полнолунием,

Тайною вестью безумия,

Звезды с собою зови,

Чувствуй, Дыши и Живи...

Сонет — монета, и на ней портрет

Души. На обороте же прочтите:

Он плата ли за гимн, что Жизнью спет,

Приданое в Любви роскошной свите,

Налог ли Смерти, собранный Хароном

У пристани, под чёрным небосклоном.

Смерть в каждом обороте стрелки, жизнь в случайно услышанной фразе.

Видишь, небо прощупывают тарелки — это наша врождённая жажда связи.

Мы не просили этой музыки в зале,

куда были приглашены,

И поскольку,

повсюду нас тьма окружает,

мы обратиться к свету лицами должны...

Мы терпим любые невзгоды,

чтобы радоваться доброй вести,

Нам дарована боль,

чтобы мы познали восторг,

Нам дарована жизнь в отрицание смерти...

Мы не просили этой музыки в зале,

Но раз уж мы здесь — пора танцевать...

Я нестерпимо, до ожогов души — живу. И вижу высшее проявление бытия в великом контрасте. В единении уродства и красоты, любви и боли, зла и добра, жизни и смерти, рождения и энтропии, тьмы и света, экстаза и агонии. В их слипшемся единстве, в их отчаянном соитии до исступления, до самоотдачи, до самозабвения. Каждую секунду я чувствую беспредельную боль и безграничное счастье. Пик бездны. А человек... Я хочу, чтобы он видел то, что вижу я. Я хочу, чтобы он чувствовал мои злые дары. Я хочу, чтобы все было — здесь и сейчас. Я хочу, вожделею, алчу, жаждую. Это, черт побери, просто сексуально. Ты видел, как бесконечно прекрасно, невыносимо жадно смерть целует жизнь? Как тесно обвивают зачатки распада любое созидание? И здесь твоя гениальность становится моим безумием. Но так и должно быть, отец, по образу и подобию. Так и должно быть.

Не угаснет желанье, что движет нами —

Смерть мечтой одолеть, задуть вихрем пламя,

В грёзах ищем мы мёртвых, найти не в силах,

Быстро грёзы летят — всё же пламя быстрее,

В небесах опустевших, недоступное, реет,

Напрягаем мы зренье — очи тьма ослепила,

Да и слух уставший слабеет.