Я думаю, что быть родителем — это отчасти стараться убить своего ребёнка.
Родители — это всего лишь переросшие дети, и только собственный ребенок может вытащить их из младенчества.
Я думаю, что быть родителем — это отчасти стараться убить своего ребёнка.
Родители — это всего лишь переросшие дети, и только собственный ребенок может вытащить их из младенчества.
Я отогнал «дастер» немного назад. Она понаблюдала за мной, а потом заковыляла обратно к дому, откуда ей навстречу выбежали маленькие мальчик и девочка. Они тоже были на удивление пухлыми. В руках они держали по плитке шоколада.
— Фто, фвучиась, ма? — спросил мальчик, — Фто это за мафына, ма? Фто фвучиась?
— Заткнись, — проговорила толстуха и потащила детей обратно в дом.
Мне нравится смотреть на таких просвещенных родителей: это дает мне надежду на будущее.
Иногда люди должны на собственном опыте убедиться, что совершили ошибку. К сожалению, невозможно совершать ошибки других людей вместо их самих.
Мы перестаем быть детьми, когда становимся способными сделать то, что советовали сделать родители.
Отец прав настолько, насколько неправа мать. Но оба правы по-своему по отношению к детям.
— Надеюсь, оно того стоило.
— Не стоило. Он не изменился. В глубине души я знал, что так будет. Но мы верим в отцов...
Люди потому боятся взрослеть, что не хотят расставаться с маской, к которой они привыкли, и примерять другую.
У несчастных родителей растут несчастные дети. Родители несчастных родителей тоже были несчастны. Волна за волной, одна на другую похожи…
За столом я просил передать мне масло, а папа, будто меня не слыша, говорил: «А ты уверен, Денни, что армия — твое призвание?» «Да передайте же мне, ради Бога, масло!» А мама спрашивала Денни, не купить ли ему новую рубашку на распродаже... В конце концов, мне приходилось тянуться самому за маслом через весь стол. Однажды (мне было девять лет) я засомневался, слышат ли они меня вообще, и чтобы это выяснить, брякнул за столом: «Мам, передай, пожалуйста, вон тот задрюченный салат». «Денни, — услыхал я в ответ, — сегодня звонила тетя Грейс. Интересовалась, как идут дела у тебя и у Гордона...»