— Дотронешься — и ты гриль.
— Мёртвый гриль.
— Дотронешься — и ты гриль.
— Мёртвый гриль.
— Мы попробуем изменить то, что я видела.
— Не выйдет. Если ты видела будущее, это и есть будущее.
— Я в это не верю.
— Мы сможем спасти его, успеем раньше времени...
— Народ, нет никакого времени! Она заглянула в четвертое измерение. Время — это иллюзия. Так мы воспринимаем четвертое измерение. Как вам... как бы это объяснить? [Берет стопку листов бумаги] Подойдет. Итак, мы трехмерные, верно? Но представьте, что мы живем в двумерной реальности. Плоской, как этот листок бумаги. Мы не смогли бы представить, что такое три измерения или что такое куб или все, что не является двумерным. [Чертит диагональную линию сбоку стопки] Так вот, мы, плоские бумажные человечки, воспринимали бы этот трехмерный куб как множество отдельных двумерных моментов. [Быстро перелистывает стопку] Проходит время, и точка на линии движется сквозь пространство и время...
— Но на самом деле, куб и линия неподвижны.
— Да, они просто есть. Нет будущего, нет прошлого. Все это просто... просто есть, и ничего тебе с этим не поделать.
— Ты выносишь мне мозг.
– Признаюсь, директор: это лучший жареный сыр, что я ела.
– Секретный ингредиент. Не спрашивай, я не расскажу.
– Она ведёт себя так, словно всё будет как прежде.
– Такая уж она. Она знает, что её поместили в каталог?
– Да. Похоже, она и правда контролирует способности.
– Хорошо, но мы почти не понимаем их, только что они мощные.
– Катастрофически.
— Как она может теперь смотреть мне в глаза? Или просто стоять рядом со мной? Как она может cтерпеть это? Картина того, как я стреляю в ту женщину...
— Знаешь, я хотела сблизиться с тобой, потому что пыталась понять, что вы двое чувствовали друг к другу. Ты и Джемма. И теперь я понимаю.
— Да. Что мы чувствовали. В прошедшем времени. Потому что моему будущему с Джеммой конец. Это я тоже убил...
— Все хорошо.
— В моем сердце нет места для двоих. Ты значила все для меня.
— Знаю. Будучи преданной тебе так же, как во Фреймворке, я теперь лучше тебя понимаю. То, как сильно ты любишь.
— Понимаешь?
— Да, Леопольд. Теперь да. Это грустно, но... прекрасно. Словно боль, которая приносит удовольствие. Что бы это ни значило.
— Ты понимаешь, что моя любовь никогда не угаснет.
— Да. Бедняжка, ты романтик. И в твоем сердце есть место только для...
— ... Нее.
— Что?
— Что?
— Что значит «нее»?
— Э-э-э...
– Как Вы узнали, что парень в капюшоне будет в здании?
– Небось сама взорвала дом, чтобы выманить его.
– А может Вы?
– Это не наш стиль.
– Меня только что похитили – вот ваш стиль.
– Джемма... ты думаешь, я мог бы быть... чуть более откровенным?
– Откровенным, Фитц? У меня просто нет слов, чтобы описать, какое это преуменьшение.
– Слышал про парня, который боялся летать?
– Я совершал ночной прыжок под шквальным огнём, сэр. Я справлюсь.
– Это была... шутка. Её первая часть. Теперь не расскажу.
– Мне нравится думать о первом законе термодинамики. Что энергия не возникает из ничего и никуда не исчезает. Это значит, что каждая энергия внутри нас, каждая крупица будет жить как часть чего-то другого. Может быть, будет жить как рыбёшка, микроб... может быть, сгорит в сверхновой через десять миллиардов лет. И каждая частица нас была раньше часть чего-то другого: луны, грозовой тучи, мамонта.
– Мартышки.
– Мартышки. Тысячи и тысячи других прекрасных вещей, которые когда-то также боялись умереть как и мы. Мы дали им новую жизнь. Хорошую, я надеюсь. Примечательно, что мы оказались здесь, Фитц. Там, где началась вся жизнь на нашей планете. Прямо за этим стеклом.