Здесь и там валялись трупы, лужи крови стояли на мостовой. Мне запомнился белый мотылек, порхавший посреди улицы. Лето остаётся летом.
14.00
Смех — это солнце: оно прогоняет с человеческого лица зиму.
Виктор Гюго. Отверженные
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойНаступает минута, и девушки распускаются в одно мгновенье; из бутонов они становятся розами.
Как это ни странно, первый признак истинной любви у молодого человека — робость, у молодой девушки — смелость. Это удивительно, и, однако, нет ничего проще. Два пола, стремясь сблизиться, заимствуют недостающие им свойства друг у друга.
Мечтательность хороша, как наркотическое средство в умеренной дозе. Она успокаивает лихорадку деятельного ума, нередко жестокую, и порождает в нём лёгкий прохладный туман, смягчающий слишком резкие очертания ясной мысли, заполняет пробелы и пустоты, связывает отдельные группы идей и затушёвывает их острые углы. Но одна лишь мечтательность всё затопляет и поглощает. Горе труженику ума, позволившему себе, покинув высоты ума, всецело отдаться мечте! Он думает, что легко воспрянет, и убеждает себя, что, в общем, это одно и то же. Заблуждение!
Мышление — работа ума, мечтательность — его сладострастие. Заменить мысль мечтой — значит принять яд за пищу.
Наступает минута, и девушки распускаются в одно мгновенье; из бутонов они становятся розами.
Облик ее был так хрупок и безупречен, так нежен и кроток, так чист и прекрасен, что казалось, земля – не её стихия, а грубые земные существа – неподходящие для неё спутники.
Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьёзен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она была прелестна в своём простом чёрном платье, прелестны были её полные руки с браслетами, прелестна твёрдая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся причёски, прелестны грациозные лёгкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своём оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в её прелести.
На известной ступени нужды, бедняк, отупев, не жалуется больше на зло и не благодарит за добро.
Здесь судили обо всем — о делах и о людях. Насмехались над веком, что освобождало от труда понимать его.