— А почему Герда так не любит зиму?
— Зима отняла у неё мать, и сделала несчастным отца. И всё в одну ночь.
— А почему Герда так не любит зиму?
— Зима отняла у неё мать, и сделала несчастным отца. И всё в одну ночь.
— Как твои дела, Кай?
— Что же. Не считая двадцати часов работы в день, переноски тяжёлого багажа, колки замёрзших дров, возни с бельём, и, конечно же, чистки множества ботинок, всё отлично!
— Ты скучал по мне, Кай? Я ужасно скучала. Ты хотя бы думал обо мне? Или ты думал о той девушке?
— Да. То есть нет. Я сам не знаю, о чём думаю.
— У тебя дрожат руки. Почему? Наверное, я давно не целовала тебя. Лучше займись моим зеркалом, Кай. Твои нынешние чувства ничего не значат, поверь. Скоро ты сам поднимешься ко мне. И будешь умолять о поцелуе.
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?
Я охотно повторяла парадоксы, вроде фразы Оскара Уайльда: «Грех — это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни». Я уверовала в эти слова, думаю, куда более безоговорочно, чем если бы применяла их на практике. Я считала, что моя жизнь должна строиться на этом девизе, вдохновляться им, рождаться из него как некий штамп наизнанку. Я не хотела принимать в расчет пустоты существования, его переменчивость, повседневные добрые чувства. В идеале я рисовала себе жизнь как сплошную цепь низостей и подлостей.
Город сошел с ума, люди куда-то спешат,
Медленно затвердевает моя душа.
Кухню наполнил дым тлеющих сигарет,
Еле слышны отголоски вчерашних побед.
Мне бы сейчас полетать над облаками,
В параллельный мир окунуться с головой,
Мне бы сейчас полетать, взмахнуть руками,
Но падать больнее всего.
перед тем, как меня не станет.
перед тем, как меня не станет — по берегу бы пройти,
обнимая руками море, избавляясь от памяти.
умываясь холодной солью, из дурмана скрутить петлю.
мне так долго хотелось на волю. помоги мне, я мало сплю.
перед тем, как меня не станет — не ругай меня, отпусти
мне не нужно тревожных прощаний, и ни в горе, ни в радости.
мне не нужно твоих обещаний. обещают всегда от боли.
я не знаю, как это случится: может, радостно, может, с воем.
перед тем, как меня не станет, не пройдет и трети зимы,
не хотелось бы пошлой драмы, не хотелось бы линий прямых,
не хотелось бы мессы органной, каждый звук — это сильный шок.
перед тем, как меня не станет, ты увидишь, что всё хорошо.