У нас тяжелое сердце. Печаль покрыла нас, как пыльца в сезон сенной лихорадки. Тьма — наш удел, а несчастье — единственный попутчик.
Жизнь — это рок-н-ролл, но я балдею от радио.
У нас тяжелое сердце. Печаль покрыла нас, как пыльца в сезон сенной лихорадки. Тьма — наш удел, а несчастье — единственный попутчик.
— Ты заявился в мою жизнь. Ты разозлил моего начальника и натравил на меня полицию. Ты целовал мою девушку. Ты испоганил мне жизнь.
— Погоди, — прервал его Паук. — На мой взгляд, с последним ты и сам прекрасно справлялся.
— Мне так нравится, как ты пахнешь! — сказала она ему. — Это какой-то одеколон?
— Всего лишь я, — сказал он.
— Тогда тебя нужно разливать во флаконы.
Шестеренки в ее голове сместились, их зубцы сцепились между собой новым, неожиданным образом: храповики захрапели, трещотки затрещали.
Печаль неизбежна, говорил поэт, ибо война слепа, как и те, кто её развязывает. Она разит без разбора. А когда приходит смерть, человек оплакивает свои утраты. Только печаль знает цену смерти, заставляет мечтать о конечной победе.
Каждая жизнь имеет свой порог печали. Иногда, вы сможете проснуться лишь переступив через этот порог.
Как ни посмотри, я был мертв. Может, где-то внутри я кричал, плакал и выл раненым зверем, но то был другой человек, совершенно другой, лишенный доступа к губам, к лицу, ко рту, к голове, так что на поверхности я улыбался, пожимал плечами и как-то шевелился. Если бы я мог прекратить свое существование, просто перестать быть, не предпринимая ничего, — выйти из жизни легко, как выходят за дверь, я бы успел не раздумывая. Но каждую ночь я засыпал и каждое утро просыпался, и расстраивался, что по-прежнему здесь, и смирялся с тем, что надо жить дальше.