Как ни восхваляй женщину или заурядного писаку, сами себя они восхваляют еще больше.
Иные писатели прилагают к нравственности ту же мерку, с какой мы подходим к зодчеству наших дней: здание, прежде всего, должно быть удобным.
Как ни восхваляй женщину или заурядного писаку, сами себя они восхваляют еще больше.
Иные писатели прилагают к нравственности ту же мерку, с какой мы подходим к зодчеству наших дней: здание, прежде всего, должно быть удобным.
(Вопрос: считаете ли Вы, что хороший писатель должен страдать?)
— Нет, жизнь и так тяжела. Идею, что «хороший писатель должен страдать», придумали мужчины. Флобер ходил и ныл, ах, как ему тяжело живется, как он страдает, пока какая-то женщина неплохо его обслуживала в быту. Женщин же никто в быту не обслуживает. Женщины выполняют всю реальную работу, а не придумывают себе страдания.
Но кто может льстить себя надеждой, что был когда-либо понят? Мы все умираем непознанными. Так говорят женщины и так говорят писатели.
Я всегда дивился тому, что государям и в голову не приходит проверить — может быть, сочинители великих творений способны и на великие деяния? Объясняется это, видимо, тем, что государям некогда читать.
Красота каждой женщины отмечена чертами её характера, и мы предпочитаем ту, чей характер будит в нас самый живой отклик.
но.... пусть её руки навсегда останутся тонкими, пусть она каждый вечер кладет их тебе на плечи, пусть ерошит пальцами твои волосы и тыкается носиком тебе в щеку, пусть твой вдох совпадет с её выдохом, и пусть она уйдет, пусть она обязательно уйдет, везде оставив свой запах, везде-везде, от дивана до подъезда, после чего ты напишешь свою лучшую вещь и окончательно рассоришься с критиками... а потом.. а потом пусть они снимут с тебя кожу.. ты ведь уже согласен, Насими, не так ли? Верно, согласен, заранее согласен, на всю жизнь согласен, а потому — пусть снимают....
Я прошу вас писать любые книги, не заботясь, мала ли, велика ли тема. Правдами и неправдами, но, надеюсь, вы заработаете денег, чтоб путешествовать, мечтать, и размышлять о будущем или о прошлом мира, и фантазировать, и бродить по улицам, и удить в струях потока. И я вас вовсе не ограничиваю прозой. Как вы порадуете меня — и со мною тысячи простых читателей, — если будете писать о путешествиях и приключениях, займетесь критикой, исследованиями, историей, биографией, философией, науками. Ибо книги каким-то образом влияют друг на друга, и искусство прозы только выиграет от содружества с поэзией и философией. Кроме того, если вы обратитесь к любой крупной фигуре прошлого — Сапфо, госпоже ли Мурасаки или Эмили Бронте, — вы увидите, что она не только новатор, но и преемница и своим существованием обязана развившейся у женщин привычке писать.
Соблюдение целомудрия вменяется в закон женщинам, меж тем в мужчинах они превыше всего ценят развращённость. Не забавно ли?
Всё время, сколько существует человечество, мужчины — поэты, прозаики, философы — пытались понять женщин. И получилось, в общем, не очень.
Женщины разучились или не научились восхищаться мужчинами, а это одна из главных наук, которую должны освоить современные женщины. Многие имеют заблуждение о том, что муза-это женщина которой восхищаются, та которая способна вдохновить, но на самом деле Муза-это та женщина, которая лишь своим существованием способна направить мужчину, ведь она умеет им восхищаться. И ради этого он готов быть смелым, заботливым, сильным, целеустремленным, романтичным, фееричным, достигатором, тем самым лучшим в ее жизни!