терпимость, толерантность

Вот. Мальчика тронула судьба солдата вермахта, который «не хотел умирать» и умер от невыносимых условий в советском плену под Сталинградом. Приезжай, малец, после Бундестага на Ильинский рубеж — я покажу тебе место, где такие же «не хотевшие воевать» немцы спалили заживо в свинарнике более трехсот пленных израненных Подольских курсантов — того же двадцать второго года рождения! И родителей своих привези с собой, и учителей своих, и всех тех, кто тебя надоумил выступать с таким заявлением. Потом я вас всех в Брестскую крепость свожу — чтобы вас там «тронуло». Произошло нечто более серьёзное, чем просто глупость...

Мир катится к чертовой бабушке. Просто все сошли с ума. Съехали всей планетой! И я не могу ничего с этим сделать. Все обижаются на все, что можно. Подают друг на друга в суд. Я далек от мысли, что все правы или все не правы, но какой-то слом произошел. Ведь возможность посмеяться над собой, над чувством юмора, над отсутствием чувства юмора, над национальностью, над расой, над ростом, над весом, — спасает, делает нас сильными, неуязвимыми и духовно обогащенными. Сейчас это все несколько притупляется. Может, это на время ушло, скоро вернется. Все равно для меня нет ничего смешнее шуток про Гитлера.

— Да, опять же производство «вещь в себе», либо так, либо никак, нежно голубой еще не худший вариант для гендерноизвращенцев.

— Так то да, надеюсь нежно розовых автоматов не будет, а то меня стошнит.

— Слава, богу машин, нет. Мое чувство прекрасного, сдохнет в корчах, если в трофеях принесут, штурмовые винтовки розового цвета, но со стрелковкой все равно, придется работать. Трупик чувства конечно будет пованивать, но я переживу.

— Угу, грубо говоря, спать так же приятно, как и есть, только спать это бесплатно...

Не всякому винтику дано понять, что машина, которой он служит, давно на свалке.