служба

Есть лишь одна более высокая жертва, чем посвятить жизнь служению отечеству. И это любить и быть женой того, кто служит.

— Саш, а у тебя есть какой-нибудь принцип? Основополагающий, что ли? Исходя из которого ты живёшь? У одного моего знакомого есть, например, такой: «Не спеши именно на этот трамвай, потому что придёт следующий». А у тебя?

— Ты знаешь, у моего отца была солдатская кружка, ещё от деда. На ней надпись: «Честно служи, ни о чём не тужи».

— Ну это для службы в армии...

— Ну почему сразу армия, армия? Можно служить женщине, друзьям, делу...

— Я думаю, все потому, что мраку нельзя служить наполовину. Мрак сам же и наказывает своих слуг, отнимая, с кровью вырывая у них самое дорогое. Возьми любого из нас. Все мы или несчастны, без эйдоса, с зияющей раной в груди, которая никогда не зарастет, или надутые самовлюбленные болваны (завтра ты, Мефодий, их увидишь), или вообще натуральные уроды, как Лигул. Убежденных же сторонников мрака реально мало, хотя есть, конечно...

— А зачем же тогда служат остальные? — удивился Мефодий.

— Ну, милый мой, ты и скажешь тоже!.. Попасть на сторону мрака очень просто: всего один раз неосторожно оступился на склоне и... бесконечно скатываешься вниз. Хотя порой весело скатываешься, со вкусом, с этим не поспоришь...

Лифтер грустно улыбнулся мне и нажал кнопку пентхауса. Он был похож на женщину, которую колотит муж: унылую, целиком покорившуюся своей участи.

— Грифф.

— Лейтенант. Я прибрался тут как мог, пока ждал, когда пожалует капитан.

— Это всё тот же я, Грифф.

— Кстати, о переменах. Выбирайте снаряжение, сэр.

Служение Отечеству — это особое счастье и честь.

Конунг и рабыня... мы оба должны служить другим, нравится нам это или нет.

... ещё в детстве мне представлялось, что между людьми, спускающимися так глубоко под воду, непременно должен быть какой-то тайный уговор, вроде клятвы, которую мы с Петькой когда-то дали друг другу.

Принудительная военная служба – чудовищное изобретение, одно из самых больших зол современности. Кому это нужно: напяливать на людей мундиры и посылать их убивать друг друга? Когда-то рыцари по доброй поле вступали в поединки, война была для них спортом, и ни на что другое они попросту не годились. Но никому и в голову не приходило заковать философа или поэта в латы и погнать его на поле боя.

Граждане познали роскошь, чернь не верит чудотворным, духовенство распутно, ученые привыкли мешаться в придворные интриги, привыкли брать большое жалованье, — истинных патриотов мало, а кто и оказался, так поздно; просвещение распространено и на лакея, а захочет ли просвященной служить, не имея сам слуг?