самоубийство

Бывают минуты... Как красные птицы

Над степью раздольной в лиловом кругу,

Махают крылами глухие зарницы

В разгульно-кроваво шумящем мозгу.

Тогда гаснет глаз твоих сумрак червонный,

Отлив твоих галочьи-черных волос,

И нервы, и вены волной воспаленной

Зальет сладкий морфий, кошмарный гипноз.

А с бледным рассветом холодное дуло

Бесстрастно прижать на горячий висок,

Чтоб весело кровь алой струйкой блеснула

На мраморный пол, на жемчужный песок.

— Жестокий ты человек! — продолжала она. — В ту самую минуту, когда они вновь обретают вкус к жизни, ты отправляешь их на тот свет.

— Жестокий?.. Нет... Именно в том и состоит гуманность нашего метода.

Бедняга мучился сомнениями религиозного порядка. Я его успокоил...

Двадцать таблеток аспирина, легкий надрез вдоль набухшей вены или хотя бы паршивые полчасика на краю крыши… у каждой из нас имелось нечто в подобном стиле. И даже частенько более опасные случаи, хотя бы всовывание себе в рот пистолетного ствола. Только вот, тоже мне дело: суешь ствол в рот, пробуешь его на вкус, чувствуешь, какой он холодный и маслянистый, кладешь палец на курок, и вдруг перед глазами у тебя раскрывается огромный мир, распростирающийся между именно этим мгновением и тем моментом, когда ты уже нажмешь на курок. И этот мир тебя покоряет. Ты вытаскиваешь ствол изо рта и вновь прячешь пистолет в ящик стола. В следующий раз нужно выдумывать чего-нибудь другое.

Предсмертная записка Саймона. Вариант 1:

«Я решил покончить с собой, потому что я больше не существую. Человек должен быть кем-то, а не просто призраком»

Вариант 2:

«Я решил покончить с собой, потому что я — призрак».