Москва

Если буду жив, я уже не стану зимовать в Москве ни за какие пряники. Как октябрь, так и вон из России.

Мы всю жизнь ходим в здания, чтобы потом купить себе кабинку где-то в другом здании. Потому что если говорить о ценах на недвижимость в Москве, я всё, что могу себе купить — это душевую кабинку. Чтобы я пришёл туда и плакал: «Меня изнасиловала Москва, изнасиловали...»

Вечерняя Москва – это не ночная Москва, это совсем-совсем другой город, и его Элеонора Николаевна Лозинцева тоже любила, уже за одно то любила, что он совсем не был похож ни на город утренний, сонный и свежий, ни на дневной, суетливый и бестолковый. В вечерней Москве не было бестолковости, в ней все было расписано и четко, все слои двигались в понятном порядке и в прогнозируемом направлении. Из театров. Из ресторанов. В ночные клубы и казино. Со свиданий. В бордели. Из гостей. На тусовки, как богемные, так и полукриминальные. Вечером здесь образуется особый мир, свой, непонятный и загадочный, мир наркоманов и тех, кто хочет быть на них похожими, мир молодых людей, которые сидят исключительно на спинках скамеек, поставив ноги на сиденья, мир девушек с выбеленными лицами и вычерненными волосами и молодых людей, с делано деловитым видом переходящих от одной компании к другой и создающих самим себе иллюзию занятости, нужности и вообще активности. Мир этот источал опасность, и если в семь-восемь вечера эта опасность еле-еле витала в воздухе, то к десяти-одиннадцати часам она сгущалась в атмосфере и становилась похожа на кисель, сквозь который порой было трудно пройти.

Твердят: ты с Азией Европа,

Славянский и татарский Рим,

И то, что зрелось до потопа,

В тебе ещё и ныне зрим.

В тебе и новый мир, и древний;

В тебе пасут свои стада

Патриархальные деревни

У Патриаршего пруда.