молодежь

Всегда больно терять близкого человека, но легче, если он стар. Так устроена жизнь. Куда хуже, если он молод.

Все молодые люди подчинены закону, казалось бы необъяснимому, а между тем в его основе лежат их юность и способность с какой-то яростью набрасываться на удовольствия. Бедны они ли богаты, никогда ни у кого из них нет денег на нужды повседневной жизни, зато на прихоти они всегда находят деньги. Скупые там, где надо платить сейчас же, они расточительны во всем, что можно получить в кредит, точно они вознаграждают себя за то, что им не дано, проматывая то, что им доступно.

В приходящей нам на смену молодёжи нет ни капли сострадания. Они не любят людей. Нет, любят, конечно, но только родных, близких; но людей вообще, людей, как идею, как понятие — нет. У них нет привязанности ни к кому, кроме самих себя, а сострадать человеческой расе, не питая к ней родственных чувств, невозможно.

Мы не алкоголики-мажоры, если бы мы были алкоголиками — мажорами мы бы пили одеколоны Кензо, Дольче Габбана.

А так, мы пьём водку, виски, текилу...

Хоть бодры телом и душой бывают старики,

Сравняться с молодыми им — потуги нелегки!

Пристала ль белой бороде горячность юных лет?

Пожухнув, вновь не зацветут вовеки лепестки.

И странно, если невпопад, как юный, скор старик,

А молодой — в повадках стар, рассудку вопреки.

В ходьбе подмогою — клюка, а пика — ни к чему:

Помехой будет, если взять ее взамен клюки.

Но и с клюкой не будет прям согнувшийся в дугу,

И если б юный это знал, согнулся бы с тоски!

Когда глаза запали вглубь, считай, что сильный муж

Смущенье слабости укрыл в запавшие зрачки!

Вот стар я стал, и осужден я сплетнями ханжей:

Про тайные мои грехи твердят клеветники.

А те, кто в юности чисты, пусть вознесут хвалу

За то, что Бог укрыл от них бесчестья тайники.

Никто не волен — стар ли, юн — в добре или грехе,

И те, кто ропщет на судьбу, от блага далеки.

Кто в молодости был строптив, веленьям не внимал,

Укоры совести его под старость велики.

Господня благость — океан: надежду буря шлет,

Отчаяньем, о Навои, себя не допеки!

Молодым людям, которые часто и дружелюбно сходятся, беспрестанно приходят одни и те же мысли.

... что скажешь о физиономиях молодых? У них такое выражение, словно они взломали заветную шкатулку с сексом и обнаружили, что её содержимое давно покрылось плесенью. Секс должен быть подобен королевскому столу, а не свинячьему корыту.

Они все такие юные, думал Дух, ощущая их боль и восторг, их наивную глупость, их красоту и страх. Они такие юные. Они ходят в своих дешевеньких украшениях, слямзенных из магазинов, в своих драных джинсах, в своих черных одеждах – как знак принадлежности к некоему тайному обществу. Обществу, куда принимают лишь тех, кто всегда опьянен: дешевым спиртным, дождливой полночью, сексом или поэзией. Тех, кто любит малоизвестные группы, которые делают настоящую музыку; тех, кто ложится не раньше четырех утра и боится заснуть, распираемый страхом и кошмарными снами наяву.

Ребенок нынешних 20-летних спросит лет через пять-десять: «Кто такой дедушка Ленин?» — интересно даже, что родители скажут. Пробормочут что-то вроде: «Тот, кто устроил революцию, чтобы не было богатых». Но едва ли ответят, богатство — это хорошо или плохо.

Позади меня стоит молодежь, которую глупость и пошлость презирают до бесстыдства, до варварства, только за то, что она молода.