8. Увидел, что единственная группа людей, которая держалась хоть чуть-чуть по-человечески в голоде и надругательствах, — это религиозники-сектанты — почти все и большая часть попов.
концлагерь
Cлайд с цитатойТо, что он сказал, означало примерно следующее: мы уже не просто приговоренные к смерти, у нас появился крохотный шанс. Вот и все — но сколь же огромна разница между отчаянием и надеждой.
С посветлевшим лицом показав на дома, между которыми мы как раз громыхали, он поинтересовался: что я чувствую сейчас, вернувшись домой и увидев город, из которого пришлось уехать? «Ненависть», – ответил я. Он умолк, но вскоре высказал замечание, что, к сожалению, может понять мои чувства. Вообще-то, по его мнению, «в данной ситуации» и у ненависти есть своё место, своя роль, «даже своя польза»; и добавил: он прекрасно знает, кого именно я ненавижу. «Всех», – сказал я.
Ведь даже там, у подножия труб крематориев, было, в перерывах между муками, что-то похожее на счастье. Все спрашивают меня о трудностях, об «ужасах»; а мне больше всего запомнятся именно эти, счастливые переживания. Да, об этом, о счастье концлагерей, надо бы мне рассказать в следующий раз, когда меня спросят.
Если спросят. И если я сам не забуду.
Убежать из лагеря невозможно — вас предупреждали, господа евреи. Пусть каждый знает — беглецы погибнут, а невинные поплатятся жизнью за них. Так было и так будет всегда.
Голод не только в желудке, а как бы в голове, в мозгу. Желудок-то давно к голодухе притерпелся и, похоже, ни на какие другие ощущения, кроме тупой и равномерной голодной боли, давно не способен. А вот голод в мозгу – он куда страшней. Он пробуждает галлюцинации и вообще неутолим. Он прогрызается даже в сны.
— Соглашайтесь на любую работу.
— Зачем?
— Останетесь жить.
— Немецкий концлагерь, это, знаете, изобретение особое, можно сказать — на научной основе. Если у человека есть вера или, чего доброго, убеждения — их можно вытравить, надо только заставить его жить инстинктами, довести до уровня животного, тогда... И доводили. Так что, остаться в лагере человеком, я вам скажу, было непросто.
— Но можно. Вы ведь сами рассказывали?
— Можно, конечно, можно. Но, знаете, на этот счёт у меня своё мнение: просто кому-то дано выстоять, а кому-то — нет. И всё.
Страшно засыпать, когда неизвестно, проснешься ли снова.
Я знаю, чего Вы хотите… Вы хотите лагерь, но свой маленький… Вы понимаете, что для этого надо?! Всё не так просто. Одно получение этих проклятых разрешений, я уверен, может свести Вас с ума. Потом придут инженеры, они будут стоять над душой, спорить о дренаже, фундаменте, технических условиях… Параллельные заборы длиной четыре километра, двенадцать центнеров колючей проволоки, шесть тонн электрофицированных изгородей, керамические предохранители, три кубических метра воздушного пространства на одного человека… Я уверен, Вам захочется кого-нибудь убить, я это точно знаю…