Владимир Высоцкий

— Как же я разжирел! Как же меня разнесло-то, а!

— Вов, это же мои джинсы.

— Да ты что!

— Давай я тебя лучше соберу. Расстегни, порвешь.

— А я смотрю — лежат! Думал, сейчас в них на сцену...

Я не люблю легких песен. Я не люблю, чтобы на моих концертах люди отдыхали. Я хочу, чтобы моя публика работала вместе с мной, чтобы она творила. Наверное, так установилась моя манера. Моя песня — это почти крик.

Меня всегда занимал вопрос: что происходит в головах людей при виде актера или актрисы, которыми они восхищались в кино?

Я работаю со словом, мне необходимы мои корни, я — поэт. Без России я — ничто. Без народа, для которого я пишу, меня нет. Без публики, которая меня обожает, я не могу жить. Без их любви я задыхаюсь. Но без свободы я умираю.

Да это же не я буду! С чужой кровью, больше двух килограммов не поднимать, всего бояться!..

Целая жизнь — любовь, горести, успехи, трудности, творчество, поиск,  — и не остается ничего, кроме нескольких разрозненных частей целого, которое и составляло эту жизнь...

Это, наверно, очень удобно, вот так вот, в темноте, топать ногами, свистеть. Вроде и себя показал, и не увидел никто.

Я нарочно вышел с гитарой, чтобы вы не сомневались, кто к вам приехал.

Я нарочно начал с песни, чтобы вы не сомневались, кто перед вами.

Вы её задерживаете, чтобы меня на поводке держать, да? Боюсь, огорчу... Я бы и поехал и поклонился бы, ничего, корона бы с головы не упала. Только вы её тогда не отпустите. Она будет сидеть, а я на поводке бегать. Так я её угроблю. Это способ для тех, кто за шкуру свою боится, вроде оправдание «Я не ради себя, я ради неё», а мне жить, Виктор Михайлович, на две затяжки осталось. Так убедительно всё рассказали, слово Офицера дали, а вот сейчас позвонят «Михайлович, к ноге!» и всё, потому что всю жизнь в ошейнике! Кажется, такая полезная вещь, ну как без неё?.. Не поймём мы с вами друг друга...