Рокэ Алва

– ... То, что вы затеяли, – безумие.

– Несомненно, – согласился Проэмперадор. – Как сказал не помню кто, вопрос в том, достаточно ли это безумно, чтобы сработать.

– Я, кажется, слышал слово «пистолет».

– Ерунда, – махнул рукой Вейзель. – Манрик поспорил с Савиньяком, что собьёт из его пистолета воробья с соседней крыши, но промахнулся.

– Всё дело в пистолете, – стоял на своём проигравший.

Рокэ шагнул к Эмилю.

– Пистолет!

Кавалерист с готовностью протянул Алве оружие; он молчал, но чёрные глаза смеялись. Рокэ взял пистолет правой, переложил в левую и, почти не глядя, пальнул в сторону окна. Комната наполнилась пороховым дымом, но стоявшая на подоконнике бутылка не пострадала.

– Видите, – удовлетворённо произнёс Леонард Манрик, – из дурного пистолета промахнётся даже лучший стрелок.

– Верно и обратное, – Алва бросил злополучное оружие на стол, – дурной стрелок промахнётся даже из лучшего пистолета.

Ответить Манрик не успел. Савиньяк с воплем «Леворукий, и все твари его, вот это выстрел!» – вытянул руку в направлении камина. Три свечи, стоявшие на каминной полке, погасли.

– Когда мы к обоюдному удовольствию расстанемся, вы с чистой совестью можете проигрывать любым обезьянам любые кольца и падать во все лужи подряд, но пока вы при мне, вы чужой добычей не станете. И передайте это вашим приятелям.

– Я никогда такого не скажу!... Я не трус! – выпалил Дикон и осёкся.

– Зато другие – трусы, – припечатал Алва, – как Человек Чести вы должны предупредить их об опасности. Впрочем, можете не предупреждать, это даже веселее.

Во всём хорошем есть плохое и наоборот.

– Вы лишили меня возможности отстоять свою честь!

– Вы и впрямь полагаете, что дуэли существуют для этого? – Сапфировые глаза уставились на оруженосца с некоторым любопытством. – Занятно… У меня, как известно, Чести нет и никогда не водилось, но я оптом и в розницу прикончил на дуэлях целое стадо наиблагороднейших дворян. Принесло мне это Честь? Нет, вестимо… А мои сопернички потеряли жизнь, зато Честь осталась при них!

Верность из невозможности измены — хоть мужчине, хоть знамени, хоть чести — стоит недорого.

– По Уложению Франциска комендант Олларии подчиняется королю, Первому маршалу и Высокому Совету. Где, во имя Леворукого, в этом списке церковники?

– Герцог Алва, – губы Килеана побелели точно так же, как во время приснопамятного карточного поединка, – вы прекрасно знаете, кто правит всеми нами.

– Мной лично правят Его Величество Фердинанд и герцог Рокэ Алва, а вами в данном случае правлю я.

– Ты веришь в приметы?

Дик в приметы верил, но мёртвый ворон, так и не разжавший когтей, и синеглазый человек в чёрном с непроницаемым лицом…

– Нет, монсеньор, не верю.

– Я тоже. К сожалению.

К сожалению?! Кансилльер прав, Рокэ ходит по грани безумия, если только не шагнул за эту грань. Наверное, это отразилось у Дикона на лице, а может, маршалу просто захотелось поговорить.

– Странно, что ты всё ещё полагаешь смерть страшной. Будь это знамение, я бы радовался. Ворону не справиться с золотым орланом, но этот был слишком глуп и молод, и ворон своего не упустил. Должен был умереть один, но погибли двое. Не проиграть, когда победить невозможно! Лучшей приметы нет и быть не может.

Есть одна песенка… Как-то я играл её всю ночь, чтобы унять судьбу. Утром я увидел, что гитара в крови, но судьба продолжала смеяться, я сыграл её смех. Или плач? С этой судьбой никогда ничего не поймёшь, поэтому и приходится решать. За неё, за себя, за других.