Помнится, покойная государыня как-то сказала, что император — это лицо нашей великой Лян. Лицо нельзя замарать, ведь все на него смотрят. Оно должно быть чистым, чтобы люди видели в нём свет.
Император
— Любовь — это боль, — сказал Император, — разве ты не знаешь?
— Знаю, — ответил доктор. — Но я знаю также солдат, которые без рук, без ног, с волочащимися за ними кишками, зубами рвали врага, потому что их ждали дома любимые женщины. Я прошел вместе с ними через семнадцать больших сражений, и я знаю, чьи имена они выхаркивают вместе с кровью, когда я отрезаю им загангрененные руки и ноги. Я знаю, кого они зовут, когда лежат, вывернутые наизнанку, на моём залитом кровью операционном столе… Они зовут своих женщин. И только потому и выживают, что те, в их задымленном болевым шоком сознании, приходят к ним и поют песни о любви, и кладут им руки на головы — и те выживают. Не потому что я хороший врач, а потому что им есть за что держаться в этом аду. Да, их профессия — ненависть. Но это снаружи. А изнутри… Вы знаете, что держит их изнутри?..
— Русич? Одной веры мы с тобой, одного Бога рабы.
— Коли раба назовёшь рабом — он или засмеётся, или заплачет. Коли свободного русича назовёшь рабом — он... будет сражаться.
— Не понял тебя, витязь. Страны у нас разные, но небо над нами одно и Бог наш един!
— Мой Бог рабом меня не кличет.
Хранят покой свой себялюбцы жадно;
Честь, верность, долг, любовь – им прах и дым.
Как будто, если в их дому все ладно,
Пожар соседа не опасен им!
Мне б чичас, Ваня — мне бы дома на диванчике бы… получиться… или… хотя б на тра-авке… ну можно на земельке тоже!.. Ва-аня-а-а-а-а! Вези обратна-а-а-а!
В Семицветье — люди. Пусть даже умеющие пускать молнии из глаз, пальцев и иных частей тела. А люди, как известно, имеют обыкновение умирать, если в силу каких-то печальных обстоятельств головы их отделяются от плеч.