Эркюль Пуаро

— Вы же не против людей другой расы.

— Зависит от расы.

— Я просто хотел узнать, не мучает ли вас бессонница.

— И вы для этого меня разбудили? Очень по-дружески, Гастингс!

Врач, который не сомневается, это не врач, а палач.

Белка, мой дорогой Жорж, собирает орехи осенью, а съедает зимой. Люди, Жорж, должны учиться у своих меньших братьев. Я всегда так делаю. Я был котом, караулящим у мышиной норы. Я был псом, идущим по следу и не сбивающимся с него. И также, мой дорогой Жорж, я был белкой. Я откладывал маленькие факты. Теперь я разгребаю свои запасы и вынимаю один орешек, орешек, который я отложил — дайте вспомнить — семнадцать лет тому назад.

— Эти вишни у вас совсем недавно? — Он плавно очертил круг чайной ложкой, подумав про себя: «Не комната, а какой-то вишневый сад».

— По-вашему, их слишком много? — спросила миссис Оливер. — С обоями так трудно угадать. По-вашему, прежние были лучше?

Пуаро напряг память, и перед глазами всплыло множество диковинной расцветки тропических птиц в гуще джунглей. Он чуть было не сказал: «Plus са change, plus s'est la meme chose», но удержался.

— Могу я поинтересоваться, почему вы всё время говорите о себе в третьем лице? Это несносно!

— Всё потому, доктор, что таким образом Пуаро держится на безопасном расстоянии от своего гения.

— Хорошо играть в гольф не мешает покончить с жизнью, Гастингс.

— Вы ничего не смыслите в гольфе, Пуаро!

Гастингс, друг мой, серые клеточки больше не работают? У них небольшие каникулы?

С помощью логики можно раскрыть любую тайну и разгадать любой преступный умысел.

— Понимаю, что это романтическое клише, но луна прекрасна.

— Несомненно. Она похожа на огромное куриное яйцо.