Выросший вне женщин, я воспринимал ее как яркое и редкое новогоднее украшение, трепетно держал в руках. И помыслить не мог-как бывает с избалованными чадами, легко разламывающими в глупой любознательности игрушки, — о внутреннем устройстве этого украшения, воспринимал как целостную, дарованную мне благость.
Егор
— Самое большее, чего ты добьешься — останешься калекой никому не нужным.
— А я и так никому не нужен, невелика потеря!
Есть вещи, в которых даже себе самому признаваться опасно.
— Мы же не можем расследовать это дело, Вы сами сказали.
— А мы не будем с тобой ничего расследовать. Мы просто случайно что-нибудь обнаружим. Понимаешь? Совершенно случайно.
... дружба, как и искусство, дана человеку для наслаждения, а не для того, чтобы пользоваться ею в корыстных видах.
— Как твои волосы пахнут...
— Наверно шампунем.
— Нет... они пахнут волосами! Рыжими.
... дружба, как и искусство, дана человеку для наслаждения, а не для того, чтобы пользоваться ею в корыстных видах.
— Как твои волосы пахнут...
— Наверно шампунем.
— Нет... они пахнут волосами! Рыжими.
Одни люди создают мир, основанный на лжи, а другие в нём живут, с умилением думая о пингвинах.
— А вы какие «иные»? Темные или светлые?
— Мы — светлые.
— А я?
— А это ты решишь сам.