Заметки для Штази. Ливан

Когда от ледников откалываются целые скалы и падают в море – громко, но не опасно, куда страшнее волна, что создается – огромная, тихая, с мощью, раз в сто превосходящей падающие обломки. Неостановима. Ты либо с волной – в восхищении, либо в страхе – на дне.

АДА: Ну, там вдруг… Смотри, если я тебя увижу однажды в Марселе, или Марокко, или Испании на набережной во всяких там ресторанах – смокинг, жена… знаешь, что я подумаю?

ФРАНЦ: Ну?

АДА: Какая же у тебя скучная жизнь, ублюдок!

Смеялся искренне.

ФРАНЦ: Да. Да! Именно это и стоит думать.

Я люблю тебя?

Такое, наверное, не говорят на бочках.

Такое, наверное, не говорят, прощаясь.

АДА: А если бы ты остался, мы бы наверняка разбежались.

Уткнуться ей в острую кость плеча.

Мне легко говорить «я люблю», а ей сложно. У меня «люблю» на языке, у неё – по всему позвоночнику, ртутью навсегда – в кость, свинцом в костном мозге – и даже смерть не выведет из неё «люблю».

— Милая-милая Сара, вы подарите мне этот танец?

— Ах, господин мой дьявол, с удовольствием.

Опираясь на мачту, встаешь.

Небо и море.

Горизонт.

Господи – совершенно,

совершенно творение твое.

Мое.

Наше.

Гори сердце

и разливайся

норвежскими,

горькими

фьордами!

Боже, я обещаю, я буду тверд!

На крови, на море, на небе,

клянусь, отец,

я не потеряю теперь

памяти!

О смерть моя,

рыжая,

славная,

шепчет мне за плечом.

Милая, ты сейчас возьмешь?

«Рано».