Но в течение собственного столетия, или даже чуточку больше, они находят десяток тысяч значений на одно то, которое откроем мы. Но ведь большая часть из них фальшивы. Даже если и большинство фальшиво, если фальшивыми или глупыми будут девяносто девять из каждой сотни, то из десяти тысяч идей все равно остается сотня хороших. Именно так они справляются с собственной глупостью, с краткостью собственной жизни и небольшой памятью.
Ксеноцид
Cлайд с цитатой— Мы делаем все требующееся, чтобы заслужить место в обществе, но живем ради тех часов, которые проводим дома. Ради нас двоих и наших детей. В учебниках истории обо мне никогда не напишут.
— Ты был бы удивлен этим, – буркнула Валентина.
— Неинтересная жизнь. Не о чем читать, – возразил Ольхадо. – Но ее интересно жить.
Мы тратим жизни на догадки того, что происходит в умах других людей. Когда же удачно угадываем, нам кажется, будто «понимаем». Чушь. Даже сидящая за компьютером обезьяна может иногда выстучать правильное слово.
– Это не решение. Не действие.
– Если ты не пытаешься помешать убийству, которое легко можешь предупредить, разве не становишься убийцей сама?
Наверняка эта нормальность была несколько натянутой. Только Валентина по собственному опыту знала, что нормальность всегда в чем-то притворна, и люди беспрерывно играют роли, которые, по их мнению, они обязаны играть.
Тогда ложись спать, Ванму. И ты, мастер Хань. Твоя усталость уже видна невооруженным глазом. Ибо, как не раз говорил Эндер, мы должны делать всё, что в наших силах, но не лишаться этих сил, ведь тогда мы ничего не сможем сделать.
Даже эта история известна мне из головы Эндера. Она принадлежит ему. Зерно же ее он взял у кого-то другого, из чего-то, что когда-то прочел. Он соединил ее с тем, о чем думал, пока наконец она не обрела для него истинного значения. Все это там, в его голове.
День закончился. Хань Фей-цы устал; глаза резало от длительного чтения. Раз десять уже он настраивал цвета экрана, пытаясь найти что-нибудь поспокойнее. Ничего не помогало. В последний раз столь интенсивно он работал во время учебы, но ведь тогда он был молод. И тогда он всегда достигал каких-то результатов. Я лучше усваивал знания, быстрее. Достижения были для меня наградой. Теперь же я старый и медлительный, занимаюсь совершенно новыми для себя областями, и вполне возможно, что все эти проблемы вообще не имеют решения. Потому-то никакая награда и не побуждает меня работать. Остается одна лишь усталость, затекшая шея и опухшие, покрасневшие глаза.
— Разве ты верующая?
— Скажем так, что я предполагающая. Предполагаю, что может существовать некто, кто заботится о том, что нас ожидает. Это на целый шаг больше, чем просто желать. Но и на целый шаг меньше, чем надеяться.
Ему казалось, что она молчит не потому, чтобы наказать его, но лишь затем, чтобы самой удержаться от того, чтобы наказывать. Что она молчит, ибо, если заговорит, слова были бы слишком жестокими, чтобы их можно было бы когда-либо простить.