Больше, чем это

Поначалу, все нормально, не фонтан, но терпимо, вот и терпишь.

Потом становится хуже, но тоже привыкаешь.

А потому в одно прекрасное утро просыпаешься и не можешь понять, как ты дошел до жизни такой.

Гудмунд положил руку ему на плечо.

Сет вывернулся, хотя именно сейчас на самом деле отдал бы весь мир за это прикосновение.

Гудмунд положил руку ему на плечо.

Сет вывернулся, хотя именно сейчас на самом деле отдал бы весь мир за это прикосновение.

Нет никаких ангелов-хранителей. Есть просто люди, которые тебя поддержат и помогут, и те, которым плевать.

Сет словно на дне колодца: солнце, жизнь, спасение где-то далеко-далеко, и даже если позвать на помощь — все равно никто не услышит.

Знакомое ощущение.

Странно. Все любят Эйча. Все любят Монику. Но почему-то лишь поодиночке, а вместе Эйч и Моника всех только бесят.

Самая большая ошибка Гудмунда.

Он не мог заменить кому-то весь мир.

Но все равно пытался.

В этом непонятном аду он совершенно и абсолютно один.

«И между прочим, — думает он, — ощущение не сказать чтобы незнакомое».

Настоящая жизнь — это всего лишь жизнь. Вечная неразбериха. Смысл зависит от того, как посмотреть. Тебе остается одно — разобраться, как в ней жить.

Он рыдает, уткнувшись лбом в бетонную дорожку.

По ощущениям похоже, будто снова тонешь: так же печет в груди, так же борешься с какой-то неодолимой силой, которая тянет тебя в пучину, и бороться с ней бесполезно, ее ничем не остановить, она поглощает тебя, и ты исчезаешь.