Владимир Борисович Микушевич

Жизнь постепенно убыстряется

На незнакомых поворотах,

Пока совсем не затеряется

В необитаемых пустотах.

А мы… На что же мы надеялись,

Имевшие обыкновенье

Любыми жертвовать идеями

И верить в чудное мгновенье.

Ты в материнстве девственном Твоём

Над нашим скорбным смилуйся путём;

Да не иссякнет в радостях печаль,

Когда влечёт прельстительная даль.

Воспрянь, душа! Восторгом одари

Ты вдовью долю меркнущей зари,

И строгим гимном пламенной души

Сияющее солнце оглуши!

Мария! Ради любящих сердец

Благослови Ты стебель и венец.

Яви скитальцам звёздный берег Твой,

И снизойдёт оттуда Дух Святой.

Для Гегеля Наполеон Бонапарт — мировой дух на коне, для Льва Толстого Наполеон — человек-история, олицетворённое зло, которому противостоит Ничто, чей пророк Никто, Платон Каратаев.

Чтобы не облететь, улететь готовы деревья,

Но опадают крыла, не пересилив корней.

На небе облака ли, звёзды ли,

Туманно-дымчатые кипы;

Их ненароком грозы роздали

И отцветающие липы.

Так тленная или нетленная,

На перепутье небывалом

Нам открывается Вселенная

Благоуханным сеновалом,

Где мы сначала кувыркаемся,

Невольно выполняя норму,

Потом, остепенившись, каемся,

Задав себе подобным корму.

Средь мечущихся, средь мечтающих

Прильнуть к святыням незнакомым

Мы ближе всех млекопитающих

К недолговечным насекомым.

Но происходит что-то странное

Ночами вопреки подвохам,

Всё наше существо туманное

Оказывается сполохом.

И за себя мы не ручаемся,

Когда ночная тьма лучится;

С тобою мы на миг встречаемся,

Чтоб никогда не разлучиться.

Бывает лес на миг вечнозёленым,

Когда врасплох на перелетных птиц

Повеет юг, не знающий границ,

Безоблачным сиянием калёным,

В котором луч – подобие зарниц,

А в воздухе пахнёт горько-солёным

Неведомым здесь морем отдалённым,

И чает лист падучих верениц

Стремительных, когда листва крылата,

И ангелы спешат нарисовать

На ней багрец и золото заката,

Но нечем нам с тобою рисковать:

Сподобились бесплотные сковать

Для нас венцы из дымчатого злата.

Сменяются дискуссиями речи,

Взрываются, как мины, имена,

И многочасовые длятся встречи,

А на земле и в воздухе война.

Забыла дальнозоркая эпоха,

Когда-то превратившаяся в тир,

Что одного-единственного вздоха

Последнего не стоит этот мир.

И не бывает хуже преступленья,

Чем прославлять неизлечимый бред

Бессмысленного самоистребленья

Под видом не одержанных побед.

И сновидения в ночи однообразны,

Когда глядятся друг во друга зеркала,

И с внешностью совпав, душа занемогла

В пространстве мировом, где жизнь и смерть заразны.

Но выше движутся небесные тела,

Предначертания которых безотказны,

Противодействуют пророчествам соблазны,

Лишь синева порой безоблачно светла.

И проявляется незримое в прозренье,

Когда не ведаешь, кто грешный, кто святой,

И неожиданно меж рёбер воспаренье

И там, где сущее зовётся суетой,

Участие Твоё, Пречистая, в творенье –

Леченье истиной, добром и красотой.

Вместо птиц перелётных проносятся в воздухе листья,

И пламенеют они на потемневших ветвях;

С неба едва соскользнув, рассыпалось в сумерках солнце,

Где под названием «снег» выпадет к ночи луна.

У осаждённого в сраженьях Цареграда

Завоеватели смотрели на Босфор,

Но подсказать не мог им вкрадчивый простор,

Что вместо маяка вдали горит лампада.

Готова с кесарем продолжить бранный спор,

Узрев Армагеддон, одумалась армада;

Для мирового зла небесная преграда

Над человеками заблудшими с тех пор.

В столпотворении насмешливо суровом,

Где умножается всемирная тщета,

Толкутся, помянуть не смея добрым словом

Победоносного Олегова щита,

Но только под Твоим, Пречистая, покровом

В скорбях Святая Русь была и есть свята.