Вера Павлова

Наше утреннее правило:

дурочек благодаря,

мы целуемся за здравие

женщин, бросивших тебя.

Я им не чета, я умница,

знаю: ты такой один.

…и за упокой целуемся

бросивших меня мужчин.

Все писатели пишут на чужих книгах. Но одни на полях, а другие поверх текста.

Проза — матч целиком, стихотворение — только голы и голевые ситуации.

мальчикам девчонки

юношам канкан

взрослым разведёнки

вдовы старикам

Слушаю сердце.

Систола говорит да.

Диастола нет.

С двадцатилетними играет в жмурки,

с тридцатилетними играет в прятки

любовь. Какие шелковые шкурки,

как правила просты, как взятки гладки!

Легко ли в тридцать пять проститься с нею?

Легко. Не потому, что много срама,

а потому, что места нет нежнее,

и розовей, и сокровенней шрама.

Поняла, где у меня душа —

в самом нижнем, нежном слое кожи,

в том, изнаночном, что к телу ближе,

в том, что отличает боль от ласки,

в том, что больше ласки ищет боли..

Хочешь, чтобы тебя слушали? Чтобы к тебе прислушивались?

Ловили каждое слово? Переглядывались — что он сказал? —

Хочешь? —

Иди в машинисты, води пригородные электрички, говори свысока, небрежно: Мичуринец, следующая Внуково.

Мысль не созрела, если она

не уместится в четырёх строках.

Любовь не созрела, если она

не уместится в одном ах.

Стихи не сложились, если сейчас

стану искать рифму и соблюдать размер.

Жизнь не сложилась, если она

не уместится в одном да.

Душа расставалась с телом.

Моя — с твоим телом.

Твоя — с моим телом.

Душа улыбалась телу:

— Ну всё. Я полетела.

— Ну всё. И я полетела.

Душа склонялась над телом:

— А мне-то какое дело?

— И мне — какое дело?

Душа прижималась к телу:

— Прости. Я не хотела.

— Прости. И я не хотела.