Рахиль Баумволь

Знаю я, как вымерзают почки,

Как морозом обжигает строчки,

Как сшибает зимний ветер с ног

В оттепель поверивший цветок.

Как дорогую смятую картину,

Я расправляю прошлое в уме.

Сдуваю осторожно паутину,

И что ж, куда я взор ни кину,

Чего-то не хватает мне.

Так ярки и свежи ещё местами

Штрихи и краски отошедших дней!

Я с легкостью вплываю в них глазами.

Они бросаются навстречу сами.

Но с ними рядом мрак ещё черней.

Сквозь муки и грусть моё сердце растёт.

Глубокая боль его тонко шлифует.

И жду я того, что вовек не придёт...

Да жизнь и судьбу не хочу я иную.

Судьбе я однажды вопрос задала,

Что сталось, что даже она не смогла

От счастья хоть крошечку мне подарить...

При том, что, в ком ловкость, сноровка и прыть,

Те счастливы досыта! — «Ешь — не хочу...»

А я... Хоть бы горстку удачи прошу.

Смеётся, хохочет судьба мне в ответ:

- Кто видел довольных судьбою? — Их нет.

Ведь те даже, те, у кого всё о-кей,

Не знают совсем об удаче своей!

- Ай, брось! Дай мне счастья — судьбе говорю

И дерзко ей прямо в глаза я смотрю.

- И ты недовольна... Не стыдно ль тебе?

Единственный мой уцелевший друг!

Покуда ты со мной, роптать не смею.

Твой образ день и ночь в душе я грею

И проклинаю тяжкий твой недуг.

Мне для тебя ничто не тяжело.

Ты для меня всегда желан и молод.

Но вот тебя объял болезни холод,

Тебя как будто снегом занесло...

И крик немой нутро мое сверлит:

— Знакомые, прохожие, соседи,

Пусть кто-нибудь зайдет или заедет...

Пускай расскажет, спросит, нашумит...

Судьба вороньи крылья распростерла.

Молчит дверной звонок и телефон.

А если слышен звук, так это стон.

Тупая тишина берет за горло.

Единственный мой уцелевший друг!

Покуда ты со мной, роптать не смею.

Твой образ день и ночь в душе я грею

И проклинаю тяжкий твой недуг.

Мне для тебя ничто не тяжело.

Ты для меня всегда желан и молод.

Но вот тебя объял болезни холод,

Тебя как будто снегом занесло...

И крик немой нутро мое сверлит:

— Знакомые, прохожие, соседи,

Пусть кто-нибудь зайдет или заедет...

Пускай расскажет, спросит, нашумит...

Судьба вороньи крылья распростерла.

Молчит дверной звонок и телефон.

А если слышен звук, так это стон.

Тупая тишина берет за горло.

И у старушки есть девичья фамилия.

Мне под утро снилось море —

Только небо и вода,

Бесконечные, как горе,

Что приходит навсегда.

Небо, море цвета стали...

Только вспомнить не могу,

Был ли берег, и едва ли

Я была на берегу.

Нет их больше! В могилу сошли...

Я стараюсь не ныть, быть мужчиною.

Годовщинами их, как щетиною,

Дни мои до бровей обросли.

Их отсутствия злой пустотой

Мои ночи насквозь изрешечены.

В мою память они все вколочены,

И в крови у меня — их настой.

Я как щенок обнюхивала жизнь,

То льнула к ней, то ей навстречу мчалась,

Не слыша, как она, сердясь, кричала :

— Всё ты выдумываешь, отвяжись! —

И понемногу стало всё не так.

А годы — годы скорость набирали,

Взбесились, закружились, замелькали,

Десятилетьями умчались в мрак.