Рахиль Баумволь

Пред грозным ликом старости своей

Стою беспомощным ребенком.

И голосом, испуганным и тонким,

Молю ее: — Не бей меня, не бей!

Она глядит из зеркала, страшна,

И я руками, словно от удара,

Стараюсь заслонить лицо. Но кара

Ждет неминуемо. А в чем вина?..

Если мешает грелка — значит, ты уже согрелся. Если мешает жена — значит, ты уже остыл.

Мы растеряли всех своих друзей.

Нас не зовут и к нам не ходят в гости.

Одни вдали, другие на погосте,

А третьи сделались от жизни злей.

Я жизнь на стихи разменяла, всю жизнь.

Но спроси у меня, что есть стих, что есть песня?

Не лава, что может в момент ослепить?

Иль зелье, что всех других зельев чудесней?

Свет над родительским столом

С годами ослепительней.

Я залетевшим мотыльком

Кружу вокруг родителей.

Давно их нет, а я кружусь,

Коснусь волос украдкою,

На миг единый задержусь

Над поседевшей прядкою.

Блестят стаканы, крепок чай

И ложечки разложены.

О скатерть шлепнусь невзначай —

Родители встревожены:

«Откуда мотылек зимой,

И чье это дыхание?..

Откуда мы?! Наш век земной —

Одно воспоминание…»

Подумать только! Я на свет

В конце концов явилась!

Впервые за мильярды лет

Оказана мне милость.

И вот впервые мну траву,

И воздух пью впервые,

И вас в свидетели зову -

Вы тоже ведь — живые!

Среди того, что можно сделать, очень много такого, чего делать нельзя.

На земле, где всегда война,

Ночи созданы не для сна.

Ночью сердце — кровавый ком -

По дорогам бежит босиком,

По дорогам мчит колесом.

Ни вздремнуть, ни забыться сном.

Умный знает, как должно быть, а мудрый — как бывает.

Лесок и поле — словно на ладони.

Все, все дорожки до конца ясны.

И есть полоска там, на небосклоне,

Прибереженная ещё с весны.

На простеньком листе, сама простая,

Повисла капля, душу бередя.

Готовая замерзнуть и растаять,

Пригодная для снега и дождя.