Марина Ивановна Цветаева

Я всё говорю: любовь, любовь.

Но — по чести сказать — я только люблю, чтобы мной любовались. — О, как давно меня никто не любил!

Я не принадлежу ни к женщинам, которые бегают, ни к женщинам, за которыми бегают.

— Скорее к первым.— Только моё беганье другое — в стихах.

Наконец-то встретила

Надобного — мне:

У кого-то смертная

Надоба — во мне.

Совесть должна разучиться спрашивать: за что?

Я жду того, кто первый

Поймет меня, как надо —

И выстрелит в упор.

Тело в молодости — наряд, в старости — гроб, из которого рвешься!

Дети — это взгляды глазок боязливых,

Ножек шаловливых по паркету стук,

Дети — это солнце в пасмурных мотивах,

Целый мир гипотез радостных наук.

Вечный беспорядок в золоте колечек,

Ласковых словечек шепот в полусне,

Мирные картинки птичек и овечек,

Что в уютной детской дремлют на стене.

Уметь всё сказать — и не разжать губ. Всё уметь дать — и не разжать руки. Это — отказ, который является главной движущей силой моих поступков. Силой? — Отказ? Да, потому что подавление энергии требует бесконечно большего усилия, чем ее свободное проявление — для которого вообще не нужно усилий. Что трудней: сдержать лошадь или пустить её вскачь? И — поскольку лошадь, которую мы сдерживаем, — мы сами, — что мучительней: держать себя в узде или разнуздать свои силы?

Всё твоё: тоска по чуду,

Вся тоска апрельских дней,

Всё, что так тянулось к небу, -

Но разумности не требуй.

Я до смерти буду

Девочкой, хотя твоей.

Милый, в этот вечер зимний

Будь, как маленький, со мной.

Удивляться не мешай мне,

Будь, как мальчик, в страшной тайне

И остаться помоги мне

Девочкой, хотя женой.

Знаю всё, что было, всё, что будет,

Знаю всю глухонемую тайну,

Что на темном, на косноязычном

Языке людском зовется — Жизнь.