Марина Ивановна Цветаева

Никогда не говорите, что так все делают: все всегда плохо делают — раз так охотно на них ссылаются. У всех есть второе имя: никто, и совсем нет лица: бельмо. Если вам скажут: так никто не делает (не одевается, не думает, и т. д.) отвечайте: — А я — кто.

И ещё скажу устало,

— Слушать не спеши! —

Что твоя душа мне встала

Поперёк души.

Ищут шестого чувства обыкновенно люди, не подозревающие о существовании собственных пяти.

А всё же спорить и петь устанет

И этот рот!

А всё же время меня обманет

И сон — придёт.

И лягу тихо, смежу ресницы,

Смежу ресницы.

И лягу тихо, и будут сниться

Деревья и птицы.

Есть имена, как душные цветы,

и взгляды есть, как пляшущее пламя...

Есть темные извилистые рты,

с глубокими и влажными углами.

Есть женщины — их волосы, как шлем,

их веер пахнет гибельно и тонко,

им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем

моя душа спартанского ребёнка?

Люди ревнуют только к одному: одиночеству. Не прощают только одного: одиночества. Мстят только за одно: одиночество. К тому — того — за то, что смеешь быть один.

И день и ночь, и письменно и устно:

За правду да и нет,

За то, что мне так часто — слишком грустно

И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность —

Прощение обид,

За всю мою безудержную нежность

И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,

За правду, за игру…

— Послушайте! — Еще меня любите

За то, что я умру.

Смеюсь над загробною тьмой!

Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала —

Домой!

Забвенья милое искусство

Душой усвоено уже.

Какое-то большое чувство

Сегодня таяло в душе.

Цветаева: — Мужчина никогда не хочет первый. Если мужчина захотел, женщина уже хочет.

Антокольский: — А что же мы сделаем с трагической любовью? Когда женщина — действительно — не хочет?

Цветаева: — Значит, не она хотела, а какая-нибудь рядом. Ошибся дверью.