Залечь на дно в Брюгге (In Bruges)

— А почему ты мне не помахал, когда я помахал тебе с утра?

— Я был под очень суровым транквилизаторам для лошадей. Я никому не махал. Кроме, разве что, лошадей.

— Твоя подружка очень симпатичная.

— Она не моя подружка. Она проститутка, которую я снял.

— Я и не знал, что в Брюгге есть хоть какие-то проститутки.

— Да ты просто глянь в нужном направлении… Бордели тут очень пристойные.

— Ну, ты снял очень симпатичную проститутку.

— Благодарю.

— Что, думаешь, я тебя пожалею, раз ты стоишь тут, как Роберт Пауэлл?!

— Кто это?

Хочет покончить с собой? Я тоже хочу. И ты тоже хочешь. Все хотят, мать твою. Никто не придаёт этому значения.

— Что, думаешь, я тебя пожалею, раз ты стоишь тут, как Роберт Пауэлл?!

— Кто это?

Хочет покончить с собой? Я тоже хочу. И ты тоже хочешь. Все хотят, мать твою. Никто не придаёт этому значения.

— Не уверен, что это в его вкусе.

— Что значит — не в его вкусе? Это ещё что такое? Это ещё какого хрена?

— Да ничего, Гарри.

— Город, как в сказке, мать вашу! Как может быть сказочный город не в его вкусе?! Каналы, мосты, церкви! Долбаная сказка, и не в его вкусе?!

— Я хотел сказать, что...

— Лебеди там плавают?

— Да, лебеди плавают.

— Там сраные лебеди плавают и они, мать их, не в его вкусе?!

Где-то в Лондоне стоит ёлка, а под ней подарки, которые никто никогда не откроет. Я думал, что если выберусь из этой заварушки, то пойду в тот дом, извинюсь перед его матерью и приму наказание, которое она мне выберет. Тюрьма... Смерть... Не важно. Потому что если я сяду в тюрьму, то по крайней мере смогу выбраться из этого Брюгге. А потом на меня снизошло озарение, и я понял: «Чёрт, парень, может это и есть ад?! Целая вечность в Брюгге...». И я очень надеялся, что не умру. Я очень, очень надеялся, что не умру.

Главное — сделать дорожку ровной и правильной длины, а то можно улететь дальше, чем ожидаешь.

— Твоя девушка пускает дым прямо мне в лицо! И не спрашивает.

— А вы [американцы] вьетнамцев спрашивали?!