В тылу местных жителей заставляют уходить — бросать имущество и хозяйство. Нашим войскам, вероятно, тоже предстоит наступать завтра. Какая бесчеловечность — сгонять людей с насиженных мест! Женщины рыдают, рвут на себе волосы! Кругом плач и только плач! и мы ничем не можем им помочь!
Ганс Рот
Нет, я не трус, это точно. Чувство страха мне не ведомо. Но, все равно, мчатся на мотоцикле вместе с кем-нибудь из связных вдоль длиннющих лесных массивов, которые еще предстоит зачистить, — удовольствие более чем сомнительное.
За последние несколько дней красные застрелили несколько вестовых на мотоциклах, раненых они стаскивали с машин и подвергали ужасающим издевательствам, только потом уже добивали. Необдуманность, безрассудство русских видна на этом примере.
Жуткое зрелище представляет собой городская тюрьма. Перед тем, как оставить город, большевистские тюремщики устроили здесь жуткую кровавую баню. Свыше сотни людей — мужчин, женщин — забили, как скот. До конца дней мне не забыть эти леденящие душу мертвые лица.
А пока что наши вытащили несколько красноармейцев и евреев оттуда. где те пытались отсидеться. Краткое соло из пистолета — и этот сброд уже на небесах.
Богато украшенные барочные фасады здания бургомистра я хоть и вижу впервые, но мне они нравятся.
Мы пробираемся к первым домам Бабичей под огнем прочно засевших на позициях русских. Проклятые минометные мины взрываются одна за другой справа от нас и над нами. Повсюду этот вой, свист — отвратительный, мерзкий звук осколков мин. С перекошенными от страха лицами мы прыгаем в траншеи русских. Их укрепления молотят противотанковыми снарядам. [...] разгромлена целая советская дивизия. Улица усеяна телами убитых и раненых солдат. Но и наши потери внушительны. И устали мы так, что еле волочем ноги. Но, позабыв от усталости, перестраиваемся и продолжаем наступать, не встречая сопротивления врага, на село Локачи. Нас явно не жду в гости — мы встречены яростным пулеметным огнем. Проклятые снайперы! С помощью ручных гранат мы очищаем дом за домом от засевших в них красноармейцев. Эти фанатики нещадно поливают нас огнем из-под рухнувших крыш, которые становятся для них могилами. [...] Час спустя село уже пылает. как спичка.
Невольно спрашиваешь себя, видя все это: а сколько же пострадало ни в чем не повинных людей из местных жителей? Страшная мысль! Видимо, не один я думаю об этом, потому что наши солдаты вовсю одурманивают себя шнапсом.
К полудню я в Пясечно. Местный лес уже занят русскими. Буквально в нескольких десятках метров развевается советский флаг с серпом и молотом. Думать не хочется о том, что было бы, если бы русские решили выслать разведку в этот район. Мы очень хорошо понимаем, что подобное вполне возможно.
[...] Река служит государственной границей — за ней бездна, пропасть. Если русские надумают наступать, уйти мы не успеем, транспорта у нас никакого. может, мы козлы отпущения, специально отданные на заклание русским на случай нашего вторжения? Подобные вещи случались в Польше. [...] мы мирно отсыпаемся. Даже боевое охранение не выставили. К чему? Все равно — чему быть, того не миновать.
[...] Прошлой ночью на нашем берегу были замечены русские, буквально в двух шагах от того места, где где мы расположились. Судя по следам на песке, это была группа человек как минимум двадцать. в какую же заваруху мы ввязываемся! Неужели придется в них стрелять!
Мне уже известен участок реки, которую нам вместе с саперами предстоит преодолеть. И снова мы в первой волне наступающих! Поскольку операция базируется на полной внезапности для русских, атака, вероятнее всего, должна начаться через несколько дней. Занимает позиции тяжелая артиллерия. Прибыли и танки. А прошлой ночью установили зенитные орудия.
Но и на стороне противника не сидят сложа руки. Красные укрепляют свои позиции, из занятого ими леса доносится шум — похоже, и они выводят танки на исходные позиции. Я сегодня измотался, даже вечером жара нестерпимая.