Франц Кафка

Ведь первые дни европейца в Америке — все равно, что второе рождение, и хотя обживешься здесь куда скорей — так что слишком пугаться тоже не стоит. Надо все-таки иметь в виду, что первые впечатления всегда обманчивы...

Человек, терзаемый своими демонами, совершенно бессознательно мстит ближнему.

Кто в мире любит своего ближнего, совершает не большую и не меньшую несправедливость, чем тот, кто любит в мире себя самого. Остается только вопрос, возможно ли первое?

Рана так болит не потому, что она глубока и велика, а потому, что она застарелая. Когда старую рану снова и снова вскрывают, снова режут то место, которое уже множество раз оперировали, — вот это ужасно.

И сразу везде потухло электричество – для кого оно сейчас могло светить? – и только наверху, в щелке деревянной галереи, мелькала полоска света, и тут К. показалось, словно с ним порвали всякую связь, и хотя он теперь свободнее, чем прежде, и может тут, в запретном для него месте, ждать сколько ему угодно, да и завоевал он себе эту свободу, как никто не сумел бы завоевать, и теперь его не могли тронуть или прогнать, но в то же время он с такой же силой ощущал, что не могло быть ничего бессмысленнее, ничего отчаяннее, чем эта свобода, это ожидание, эта неуязвимость.

— Но когда же вы спите?

— Да уж, сплю! Спать я буду, когда завершу образование. А пока пью черный кофе.

Но суд людской не переубедишь — с присущей ему тупостью он вынесет мне свой неумолимый приговор.

Узость сознания есть социальное требование.

Все добродетели индивидуальны, все пороки социальны. То, что считается социальной добродетелью, например, любовь, бескорыстие, справедливость, самоотверженность, — все это лишь «поразительно» ослабленные социальные пороки.

В жизни множество преград, и тем они выше, чем выше цели.

Между настоящим чувством и его описанием проложена, как доска, предпосылка, лишенная всяких связей.