Евгений Водолазкин

Из временных указаний все чаще ему приходило на ум слово однажды. Это слово нравилось ему тем, что преодалевало проклятье временем. И утверждало единственность и неповторимость всего произошедшего — однажды. Однажды он понял, что этого указания вполне достаточно.

Христофор писал не потому, что боялся что-то позабыть. Даже достигнув старости, он не забывал ничего. Ему казалось, что слово записанное упорядочивает мир.

Жизнь — это долгое привыкание к смерти.

В искусстве лучше недосказать, чем сказать слишком много. А зрители будут плакать о своем.

Утро — время непростое. Всегда было таким.

Хорошо, когда неприятности начинаются утром: на то, чтобы справиться с ними, имеется целый день.

Когда спать стало уже невозможно, он обратился к чтению. Оказалось, что книги, правильно подобранные, ограждали от действительности не хуже сна.

А не надо решать проблемы народа — ты же видишь, чем это обычно кончается. Реши свою. Пусть каждый решит свою, и всё у народа будет в порядке.

А кроме того (однажды сказал он), главное, чего не хватает музыке, — это тишины. Только в гармонии с тишиной и может существовать музыка. Без паузы звук неполон, как неполна речь без молчания.

Но больше всего Уткина раздражал громкий голос сотрудницы, который был слышен во всех помещениях. В том числе и тех, где её не было. Она откликалась на все реплики. Она отвечала на все вопросы — даже не к ней обращённые, потому что с вопросами к ней уже давно никто не обращался. Рассказывала о летнем отдыхе, ремонте дачи, детях (начиная с младшего) и попугае, который замолкал только под наброшенным на клетку платком. Снимала с плеч шаль и показывала, как набрасывает её на клетку. Ко дню рождения ей подарили большой павлово-посадский платок, но разъяснить смысл подарка постеснялись.