Христофор писал не потому, что боялся что-то позабыть. Даже достигнув старости, он не забывал ничего. Ему казалось, что слово записанное упорядочивает мир.
Из временных указаний все чаще ему приходило на ум слово однажды. Это слово нравилось ему тем, что преодалевало проклятье временем. И утверждало единственность и неповторимость всего произошедшего — однажды. Однажды он понял, что этого указания вполне достаточно.