Ты пастух звезд. Твои слова — продолжение неба, клей для гаснущих светил, острые иглы, способные пригвоздить свет к упругой поверхности пространства. Движение руки, удар плети, выверенный взгляд... и как красиво, как ровно и идеально фигуры встают на свои места. Солнце — светит. Не дышит, не обжигает, не смеется в приступе безумия, не гаснет, мучительно расплескивая огонь, нет.. Светит. Это его функция. Остальное — излишне. Все правильно, пастух... Так и должно быть. Но мне почему-то становится больно дышать в те ночи, когда над моей головой отголосками чего-то дальнего, давнего, забытого, но очень важного, перестают падать звезды...
Аль Квотион
Cлайд с цитатойЗакат. Притушен свет. Окно. Чернильница. И люди. Здесь так много, много их. Весь век шумит вокруг, растет и ширится. Но ты живешь во мне. И нет других.
Данко спит. Не стенает, не сердится, распрощался с последнею трезвостью. А под стойкой валяется сердце. Догорает. Уже бесполезное.
Неуверенность в себе, которой учит нас наша мораль удобна с точки зрения общества, но смешна в рамках личности. И когда подлавливаешь человека на черте, не одобряемой моралью, он, потупив глазки в пол, говорит, я знаю, что это не правильно, но вот такой уж я. А проблема в том, что не знает.
Я вижу пятно стремительно тускнеющего неба, я вижу растущие вверх леса, я вижу мерно дышащий океан, хрупкий узор инея на оконном стекле, торжественный силуэт водопада, просвет молний, фары машин, высвечивающие одиноких потерянных прохожих, царственно медлительное движение ледников, разноцветные зонты на улицах, мёртвую птицу на земле, каплю росы на лепестке розы, ветер в твоих волосах... И я соединяю всё в тугую вязь, в единый безусловный непререкаемый виток бытия, целостный, неделимый, который однажды я назову своей прожитой жизнью. В тот день, когда кто-то мне скажет, а я отчаянно, болезненно, безумно не захочу верить, что тот умирающий старик в постели — это я...
Завтра я буду другим. Завтра я стану новым. Возможно, влюбленным в этот маленький красивый мир. Я буду наивно требовать взаимности у рассвета за то, что нетерпеливо встречаю его, ловя первые лучи зеркалом глаз. Или сам стану этим тонким тревожащим душу рассветом для одного, самого настоящего, самого живого человека. А, может быть, я буду грустным. Больным светлой печалью пока ещё тёплой, ранней осени. И буду петь её желтеющие листья, дыша вызревшим звёздами небом. Или тоскуя за чашечкой чая возле открытого окна, ведущего на скучающую под пеленой мелкого дождя улицу. А может быть я буду весёлым. Смеясь над собой и легко, полушутя, измеряя судьбу улыбками на светлеющих от радости лицах. Или с долей сарказма и цинизма срезая налёт благочестия с людских пороков. В любом случае, потом я усну, чтобы проснуться на следующее утро и снова быть другим. Снова стать новым. И опять почувствовать острым покалыванием в кончиках пальцев восторг бытия, в котором я для себя открыл простое счастье: каждую секунду жизни не быть, но становиться самим собой, бесконечно меняясь изнутри.
И наши души — коридорами для пришлой боли всех людей. Мы плачем полночью за шторами, мы память людных площадей времен тоски, времен отчаянья, не достучавшейся весны, времен утробного молчания всей изувеченной страны.
Она из тех, с кем молодость остается надолго, и только тщательно спрятанные морщинки и усталость в глубине глаз выдают ее настоящий возраст. Она любит слушать стихи, прочтенные вслух, и избегает книг, предпочитая им разговоры и мультфильмы. Она любит осень и дождь, но всегда остается недовольна погодой. Она считает себя одинокой даже тогда, когда влюбленна, и она умеет любить даже тогда, когда одинока. Она постоянно хочет бросить курить, когда сидит возле окна, и курит в открытую форточку. Она часто плачет, сама не зная о чем, и верит, что улыбка ей не к лицу. Она обижается на весь мир, когда ей не уступают место в маршрутке, и забавно дуется, становясь похожей на взъерошенного воробья. Она не любит цветных картин и фотографий, она склонна чувствовать мир в черно-белой гамме. По вечерам она остается одна и прячется в свете монитора от сгущающихся теней. Она боится темноты. И каждый день она приходит ко мне, чтобы рассказать обо всем этом, веря, что я давно разучился ее слышать.
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- …
- следующая ›
- последняя »