Продираясь сквозь пляски, визгливые свары,
Круги хороводов, орущих в пьяном угаре,
Через звериный разгул хмельного крика и смрада,
Сквозь людскую толпу — дурное дикое стадо.
Продираясь сквозь пляски, визгливые свары,
Круги хороводов, орущих в пьяном угаре,
Через звериный разгул хмельного крика и смрада,
Сквозь людскую толпу — дурное дикое стадо.
Тот, кто пьет без закуски, — мерзавец; тот, кто закусывает и не пьет, — просто сволочь.
Я мог попросить его о чём угодно:
Кому-то дать п***ы, забрать из садика сестру — свободно,
Пойти к пацану свидетелем на суд.
Никто не верит, что такие люди больше не живут...
— Обожаю, когда ты смеешься.
— А раньше я часто смеялась?
— Когда раньше?
Она едва не сказала «до Алана», но сдержалась.
— До моего отъезда в Нью-Йорк.
— Да, очень часто. Ты была очень жизнерадостной.
— Мне ведь было двадцать два, когда мы познакомились?
— Примерно, а что?
— Сейчас мне двадцать семь. Многое изменилось. Теперь я смеюсь меньше. Раньше я пила, чтобы быть ближе к людям, теперь пью, чтобы забыть о них. Не правда ли, смешно?
— Не очень, — проворчал он.
Я самый счастливый человек на земле!
Мне так хорошо, словно мне сейчас 8 лет!
Давай за мной, полетаем чуть-чуть,
Пока наш поезд не ушёл, чух-чух!
Человеческое существо, вырвавшее свой разум из небытия на какие-нибудь жалкие шестьдесят лет, двадцать из которых проводит в сонной отключке, всегда удивляло меня своим стремлением загнать свой разум обратно в небытие при каждом удобном случае, будь то праздник, поминки или просто выдался свободный часок. Если принять на вооружение гипотезу о том, что после смерти разум заблокированного на Земле абонента попадает к Богу, то в российском алкоголизме есть что-то божественное.
Мир сходит с ума, но я на мир не держу зла;
И даже сквозь туман в людях свет видеть нужно.
Почему человек убивает? Чтобы есть. И не только, чтобы есть: обычно не обходится без выпивки.
Перед атакой водку — вот мура!
Свое отпили мы еще в гражданку,
Поэтому мы не кричим «ура!» -
Со смертью мы играемся в молчанку.