(держа в руках трубу)
— Ты знаешь что это?
— Труба это... не знаю.
— Это Communication Tube*. Ты ухом в один конец, я ртом в другой.
(держа в руках трубу)
— Ты знаешь что это?
— Труба это... не знаю.
— Это Communication Tube*. Ты ухом в один конец, я ртом в другой.
— Если ты нормальный, то ты живёшь какой-то неестественной жизнью.
— А я вообще не живу жизнью. Жить жизнью грустно: работа – дом, работа – могила. Я живу в заповедном мире своих снов. А жизнь – что жизнь... Практически, жизнь – это только окошко, в которое я время от времени выглядываю.
— И что там видно?
— Да так, ни фига, муть всякая...
Я был нетрезв. Моё поведение не достойно советского офицера. Я приношу свои извинения.
— Только такой необразованный мурзик, как вы, может не знать Гребенщикова.
— Гребенщикова? А кто это?
— Это бог, от него сияние исходит.
— Ты что, майор?
— Майор.
— Почему?
— Нипочему. Обыкновенное воинское звание.
— Почему не лейтенант?
— Товарищ! Мне трудно отвечать на вопросы. Меня мутит. Я уже полпарохода заблевал.
— Идём. Ты бы ещё генералиссимусом вырядился, урод. Иди ищи свою камеру.
— Типун вам на язык! Какая камера? Мы должны быть добрее друг к другу, товарищ.
— А Вас, простите, как зовут?
— Алика.
— Странное имя.
— Ничего странного. Дурацкое имя, вот и все. Мама хотела назвать Александрой, отец Ликой. Сошлись на среднем, получилось Алика. Дикость, как, впрочем, любой компромисс.
— ... А море зовут Черное.
— Слабоват огонёк, таким путь не осветишь.
— Не скажи. Если каждый из нас зажжет по спичке — света будет на полнеба...
— Слабоват огонёк, таким путь не осветишь.
— Не скажи. Если каждый из нас зажжет по спичке — света будет на полнеба...