Каждый ле рюсс нанавидит всех остальных столь же определенно, сколь все остальные ненавидят его.
Когда сойдутся немцы или англичане, то говорят о ценах на шерсть, об урожае, о своих личных делах; но почему-то когда сходимся мы, русские, то говорим только о женщинах и высоких материях. Но главное — о женщинах.
Мы, русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта – способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке.
Когда сойдутся немцы или англичане, то говорят о ценах на шерсть, об урожае, о своих личных делах; но почему-то когда сходимся мы, русские, то говорим только о женщинах и высоких материях. Но главное — о женщинах.
Вы, сударь, не презирайте меня: в России пьяные люди у нас самые добрые. Самые добрые люди у нас и самые пьяные.
— Если русские хотят, чтобы мы [американцы] считали их цивилизованными людьми, почему они не говорят на цивилизованном языке?
Лезу — стотысячный случай — на стол.
Давно посетителям осточертело.
Знают заранее всё, как по нотам:
Буду звать (новое дело!),
Куда-то идти, спасать кого-то.
В извинение пьяной нагрузки
Хозяин гостям объясняет:
— Русский!
Когда кто-то говорит, что он поляк, француз, еврей, татарин, грузин, его никто в этом не обвинит. Но если скажешь: «Я русский», — сразу начинаются разговоры о шовинизме. Это тенденциозная несправедливость!
Англичанин смотрит на мир как на фабрику, француз — как на салон, немец — как на казарму, русский — как на храм. Англичанин жаждет добычи, француз — славы, немец — власти, русский — жертвы. Англичанин ждет от ближнего выгоды, француз симпатии, немец хочет им командовать. И только русский не хочет ничего.
Cлайд с цитатой