Александр Герцен

Самая возбужденность мысли есть своего рода образование.

Подчинение личности обществу, народу, человечеству, идее – продолжение человеческих жертвоприношений.

Мы для утешения себя, хотим другой Европы и верим в нее так, как христиане верят в рай.

Полноте презирать тело, полноте шутить с ним! Оно мозолью придавит ваш бодрый ум, и на смех гордому вашему духу покажет его зависимость от узкого сапога.

... прислушиваясь к польском языку, так богатому согласными, он [Георг Форстер] вспомнил своих знакомых в Отаити, говорящих почти одними гласными, и заметил : «Если б эти два языка смешать, какое бы вышло звучное и плавное наречие»!

Чем меньше денег, тем больше тратим.

Заметьте мимоходом патологическую особенность, что люди большей частью выносят гораздо легче настоящие беды, чем фантастические, и это оттого, что настоящими бедами редко бывает задето самолюбие, а в самолюбии источник болезненных страданий.

... какой-то безумный, содержащийся в больнице, говорил: «Весь свет меня считает поврежденным, а я весь свет считаю таким же; беда моя в том, что большинство со стороны всего света».

Людям хотелось бы все сохранить: и розы, и снег.

Человеку необходимы внешние раздражения; ему нужна газета, которая бы всякий день приводила его в соприкосновение со всем миром, ему нужен журнал, который бы передавал важное движение современной мысли, ему нужна беседа, нужен театр, — разумеется, от всего этого можно отвыкнуть, покажется, будто все это и не нужно, потом сделается в самом деле совершенно не нужно, то есть в то время, как сам этот человек уже сделался совершенно не нужен.