Во многих произведениях советской литературы романтическая первая любовь, с характерной для нее рассогласованностью чувственного и нежного влечения, возводится во всеобщую норму. Герои культового фильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром» все время друг от друга отказываются.
«Они ведут себя так, словно заранее уверены в неудаче. Любимая любовь русских — несчастная. В ход идут малейшие зацепки — друзья-подруги, женихи-невесты, летят за окно фотографии и билеты... Но в том и состоит цель их любовной игры, чтобы в секс не ввязаться, избежать его. Оба они боятся осложнить собственную, пусть не совсем счастливую, но стабильную жизнь. В этих поведенческих установках коренится причина их одиночества. Больше всего они страшатся взять на себя ответственность за другого человека... Милые, симпатичные люди Надя и Женя законсервированы в состоянии детского аутизма. Может ли самостоятельный человек позволить несчастному роману длиться десять лет? — такие подвиги под силу лишь тем, кто из всех чувств предпочитает безграничную эгоистическую жалость к самому себе. Доступные и понятные им отношения — любовь ребенка к родителю, оба героя «живут с мамой». Такая любовь требует не сексуального партнера, но воспитателя, который будет кашей кормить и нос утирать, — не близости, а беседы, наставления» (Лунина, 1993).
«В самом деле — строитель коммунизма, и вдруг — трахаться? Соски, волоски? Какие-то судорожные движения, запахи, какая-то уж совершенно неуместная сперма? И точно также: возможно ли русскому интеллигенту в живого человека х... м тыкать?» (Лустич, 1994).