А зверь. почуяв запах друга, застыл, и ярость вдруг ушла,
Они сошлись на центре круга и львица друга приняла.
С восторгом зрители кричали, свобода призом им была.
Торговцы их потом встречали, в пути родные им края.
А зверь. почуяв запах друга, застыл, и ярость вдруг ушла,
Они сошлись на центре круга и львица друга приняла.
С восторгом зрители кричали, свобода призом им была.
Торговцы их потом встречали, в пути родные им края.
Арена цирка. рёв народа. Великий праздник настаёт,
Тому дарована свобода, кто бой смертельный проведёт.
Здесь меч короткий вверх взлетает, и слышен хриплый зверя стон,
Там гладиатор погибает. могучей лапою сражён.
В смертельной схватке тают силы, и у зверей, и у людей,
Наградой будут им могилы, и вопли низменных страстей.
Каркнул ворон на березе...
Свистнул воин на коне...
Погибать тебе, красотка,
В чужедальней стороне!..
— Ах, зачем, за кем бежала
Ты за тридевять полей,
Для чего не размышляла
Ты об участи своей?
Все покинула, забыла,
Прах отца, старушку-мать -
И решилася отчизну
На чужбину променять!
Подсознательно чувствуешь, что Родина — это что-то важное, но что именно — объяснить не можешь. Не земля, не государство, не граждане, не культура...
Папа первый не выдерживает и перезванивает мне.
— Родина — это образ жизни! — кричит он в трубку. — Ты нас с матерью хоть на Северный полюс забрось — и там у нас будет Россия!
Я соглашаюсь. Да — образ жизни и ценности. У кого они схожи, те — твой народ.
Потом прихожу в ужас: мы с папой принадлежим к разным народам.
В том-то и штука, что Швейк отнюдь не дезертир. И – не уклонист. Он, если так можно выразиться, антидезертир. Он, разумеется, против войны, но идет воевать. И если бы его спросили, за что он воюет, он бы ответил: за друзей, за трактир «У чаши», за человеческое достоинство, за Родину. Потому что Родина есть. Её могут отменить фашисты и либералы, коммунисты и геополитики, можно счесть, что твоя родина – весь мир, а скучная семья не имеет к тебе отношения, это обуза. Но Родина тем не менее существует, и за неё отдают жизнь.
Среди профессиональных патриотов немало любителей регулярно отдыхать от непосильных трудов по спасению родины в каком-нибудь хорошем месте за ее пределами
Я, именно будучи критиком, люблю свою родину искреннее оголтелых патриотов, потому что знаю, за что люблю ее, кроме собственно того, что родился здесь.
Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет, здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде Господин доллар, а на искусство начихать — самое высшее мюзик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно... Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод... Зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину.
— Сергей, а как вы относитесь к Маяковскому?
— К Маяковскому? Да никак не отношусь... А вы знаете, почему я поэт, а «Маяковский» — так себе, непонятная профессия? У меня Родина есть. У меня Рязань, а у него ни шиша. Нет поэта без Родины. Запомните это, молодой человек, а лучше запишите, а то забудете.