— Позвонишь мне?
— Нет.
— Уверен?
— Позвонишь мне?
— Нет.
— Уверен?
— У тебя ничего нет, кроме смазливой внешности и пятнадцати сантиметров в штанах.
— Восемнадцати!
— Не льсти себе...
(— У тебя ничего нет, кроме смазливой внешности и 15 сантиметров в штанах.
— 18!
— Нет там 18!)
— Она с нами не танцует.
— Значит, ей делать нечего. Тебя мама не учила, что пялиться неприлично?
— Ты такая красивая. что я...
— В таком случае к чёрту маму, пялься сколько хочешь.
— Так сразу и не скажешь...
— Что не скажешь?
— Что ты мужик!
— Я отдаю должное вашей изобретательности.
— Какой? Я ничего не изобретал...
— Не скромничайте. Как же? Приударить за мной, чтобы получить должность – разве это не блестящая идея?
— Суть в том, Дикон, что ты не мыл посуду уже пять лет.
— Владислав прав. Недопустимо, что у нас тут такая гора окровавленной посуды.
— Мне людей приводить неудобно!
— Да какая разница, ты все равно их убиваешь! Вампиры не моют посуду.
Написать хороший роман — это как нарисовать картину размером со стену кисточкой для ресниц.
Баба, фраер, чисто мент — пирожок для вора,
Келешуй, браток, момент, вот тебе контора,
Замутить их надо в дело, чтобы рыбку съели смело,
И рамсы втереть умело, что к чему.
Свобода слова существовала всегда, просто цена была разной: за одно и то же высказывание в XVI веке сжигали, в XVIII — отлучали от церкви, в XIX — вызывали на дуэль, а в XX критиковали в газетах.