— Чем же кролика порадовать?
— Он же сам не хочет радоваться...
— Чем же кролика порадовать?
— Он же сам не хочет радоваться...
Дети теряют маленькие вещи: карандаши, перчатки, игрушки. Взрослые тоже теряют вещи, но важные вещи: машины, дома, земли, которые они называют — континенты. Мой папа тоже потерял землю, но сейчас все счастливы, потому что нашли новую землю. Когда находишь то, что потерял, то радуешься сильнее, чем когда это у тебя было.
— Душа? Где?
— Кто бы знал. Может где-то внутри головы, а может глубоко в груди. Не знаю, где она есть. Но в этом месте становится теплее, когда происходит что-то радостное, а когда что-то грустное — холоднеет.
Когда ты видишь, что вокруг все цветет, ты должен вдохнуть и задержать дыхание на пять секунд, и то состояние радости, которое вольется в тебя, ты должен удержать в течение всей жизни...
— Твои слезы мне видеть гораздо больнее, чем чьи-либо еще.
— (мысленно) Я знаю, что никакого глубокого смысла эти слова не таят. И тем не менее мне хочется прыгать от радости.
Знаешь, нет в июне ничего хорошего. Никаких праздников, льёт постоянно, сырость. Говорят, что июнь – месяц радости, но что-то никакой радости я не вижу.
Такова уж моя натура – я способен радоваться самым неожиданным вещам. В силу этой врожденной извращенности, я иногда совершаю поступки, которые всем (даже мне) кажутся мужественными, хоть на самом деле причиной им моя трусость. Очевидно, это – компенсация, утешительный приз, достающийся тем, кого не привлекает ни одна из обычных радостей жизни.