А я всё чаще замечаю,
Что меня как будто кто-то подменил…
О морях и не мечтаю —
Телевизер мне природу заменил.
А я всё чаще замечаю,
Что меня как будто кто-то подменил…
О морях и не мечтаю —
Телевизер мне природу заменил.
— Говорил я этому охотнику: купи себе валенки! А он что: пошел и кеды купил — они, говорят, красивее.
— Это он не подумавши сделал. У нас зимой в кедах даже студенты не ходят.
— Говорил я этому охотнику: купи себе валенки! А он что: пошел и кеды купил — они, говорят, красивее.
— Это он не подумавши сделал. У нас зимой в кедах даже студенты не ходят.
Дерево, которое было хорошим деревом и вело чистую, честную и гладкоствольную жизнь, может рассчитывать на жизнь после смерти. Прожив поистине зеленую жизнь, в конце концов оно перевоплотится в пять тысяч рулонов туалетной бумаги (основной догмат первой древесной религии Плоского мира).
Я, кажется, говорил, что люблю природу? Ночь? Ветер в ковыле? Листву в кронах дерев? Дорогу на земле и тихий свет небес?
Да? Да. Да!
Но я ничего не говорил о лошади, час назад сломавшей ногу, тёмных грозовых тучах, льющих жидкой грязью, колючими кустами с ядовитыми цветами, остро режущей траве, цепляющейся за ноги, отсутствии плаща (да, я забыл!), мокрых прядях волос, которые я ОБЯЗАТЕЛЬНО постригу, став магом, прядях, лезущих в глаза, нос и рот, о клочках давно похороненной рубашки и половине левой штанины, оставшейся в незамеченном моим глазом овраге, о голодном волке, стащившем мой последний пирожок и, в конце концов, о ТОЙ САМОЙ ЭЛЬФИЙКЕ С ДОРОГИ И ЕЁ СПУТНИКЕ МАГЕ-АЛХИМИКЕ!!!
— Единственная вещь, которая действительно постоянна — это то, что всё всё время меняется.
— Любопытно... То есть, ты хочешь сказать, что неизбежность перемен — это и есть универсальная постоянная?
— Ну, это лишь малое из того, что я имела ввиду, но, простыми слова, да, так и есть.
— Ну и ну. Ну и ну...
— Да.
— Что делается...
— Да.
— На дворе — конец двадцатого века.
— Да.
— А у нас в доме одна пара валенок на двоих. Ну как при царе Горохе...